Восстание святого

Мое решение надеть красивую бежевую ночную рубашку было обусловлено тем, что в этом доме я ни за что не стала бы спать голой. Не то чтобы хлипкий кусок атласа мог помешать такому мужчине, как Сэйнт, взять то, что он хочет. Но так я чувствовала себя менее… уязвимой.

В ту ночь я совсем не спала. Мысли метались в голове, паника и неуверенность сменялись приступами страха. Бывали моменты, когда он был настолько сильным, что казалось, будто я нахожусь в нескольких мгновениях от того, чтобы блевануть на дорогой ковер, оставив пятно блевотины, как напоминание Сэйнту меня после того, как он убьет меня. Но слова Елены не давали мне покоя. "Воспринимай это как возможность". Возможность для чего? Увидеть, как богатые и влиятельные люди живут каждый день, наполненные роскошью, о которой дети-сироты могли только мечтать? Как богатые люди могут получить все, что захотят, простым движением банковской карты, и как люди были у них наготове двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю? Если она имела в виду именно это, то это определенно была не возможность, а скорее способ обескуражить и разбить сердце сироты вроде меня.

Сирота. Я всегда ненавидела этот ярлык. Из-за него мы казались инопланетянами, которых прислали на Землю, чтобы использовать в качестве примера, когда родители пытаются научить неблагодарных детей больше ценить свою благословенную жизнь.

Я перевернулась на спину и уставилась в потолок, в голове мелькали все эти унылые, невинные, маленькие лица. Между двумя работами мне всегда удавалось выкроить время, чтобы сделать несколько обходов в приюте. Не для того, чтобы искупать или накормить их, этим занимались жалкие старушки с седыми хвостиками. Я ходила туда, чтобы поиграть с ними. Садилась на пол рядом с ними и играла в карты, в салки, в змейки и лестницы, во все, что они хотели. А больше всего я сидела и смеялась вместе с ними, сохраняя на лице храбрую улыбку, потому что хотела, чтобы они знали: я была там, потому что хотела этого. А не потому, что мне пришлось.

Подождите. Это… это то, что Елена пыталась мне сказать?

— Марчелло — сильный человек.

Я приподнялась на локтях, поджав губы, и уставилась на… ничего. Эта мысль продержалась в моей голове всего несколько минут, прежде чем в нее начал прокрадываться ужас неопределенности.

Я снова легла. Боже. Невозможно остановить мой разум от того, чтобы завести меня в темные места, где все возможные исходы были не в мою пользу. Совсем не в мою.

Пока я лежала без сна, каждый звук, который я слышала, заставлял мое сердце вырываться из груди. Я продолжала ждать его. Гадала, придет ли он за мной ночью. Но он не пришел. Меня оставили в покое на несколько часов, пока не вернулась Елена, вся такая ясноглазая и элегантная.

— Доброе утро.

— Правда? — Усмехнулась я, присаживаясь на край кровати.

Елена посмотрела на ночную рубашку, в которую я была одета.

— Я вижу, ты надела ночную рубашку.

— Я не собираюсь спать голой в доме убийцы и похитителя. — Я откинула кудри с лица. — Не то, чтобы это его останавливало, — пробормотала я.

Я осталась сидеть на кровати, пока Елена расхаживала по комнате в бежевых туфлях на высоких каблуках и подходящем к ним платье длиной до колен. Ее идеальные светлые волосы были аккуратно выпрямлены, а кончики разбросаны по плечам. Мне было интересно, сколько ей лет, ведь она выглядела ни на день не старше тридцати восьми, но Святой называл ее тетей Еленой. Либо она была совсем маленькой, когда он родился, лет десять. Либо роскошная жизнь Елены списала несколько лет с ее внешности.

Елена положила пару туфель на высоком каблуке на кровать рядом с бледно-розовым платьем, которое она выбрала накануне вечером, а затем заметила нетронутый купол с едой.

— Ты не ела?

— Да. То, что рядом со мной застрелили человека, а потом похитили, и я узнала, что выйду замуж за убийцу против своей воли, отбивает аппетит. — Я фальшиво улыбнулась, а она в ответ приподняла бровь.

Она протянула мне платье.

— Одевайся. Марчелло ждет, что ты присоединишься к нему за завтраком.

Я взяла у нее платье.

— Почему ты называешь его Марчелло, а все остальные должны называть его Святой?

— Он предпочитает Святого. Но я знаю его с младенчества, так что, думаю, это семейное преимущество, иметь право называть его по имени.

Я кивнула, а затем нахмурилась.

— Ты не против?

Она вопросительно нахмурилась.

— Я хочу одеться. Отвернись, пожалуйста.

— О, Боже, ты слишком милая. — Щелчок ее высоких каблуков исчез, когда она сошла с мраморного пола на ковер и взяла что-то с верхнего шкафа, бросив на кровать.

Я ахнула.

— Это…

— Стринги, — сухо ответила она. — Да. С таким платьем ты не сможешь надеть ничего другого. Нам не нужны эти позорные линии от трусиков.

Я стянула сорочку через голову.

— Да, линии же на трусиках — моя самая большая проблема сейчас.