Восстание теней [Восхождение тени]

Теперь королева и я — мы оба умираем. Я отдал ей столько своих сил, сколько мог, пока мы ожидали, что же выйдет из этой… — он поднял зеркало, — …авантюры, названной Стеклянным договором. Но этого оказалось недостаточно. Она не пробудится вновь. Если только я не отдам ей ту малость, что осталась во мне. Если только я не отдам ей свою жизнь.

Баррик был глубоко потрясён.

— Вы отдадите ей свою жизнь? Но ведь это никак не поможет.

"В любом другом случае это было бы справедливое утверждение, но Огнецвет живёт по своим законам, запутанным, мудрым и таинственным. Возможно, есть ещё способ отсрочить неизбежный конец нашего рода — пусть хотя бы и ненадолго. Возможно, именно об этом Ясаммез думала, отсылая тебя ко мне. Я рад был бы предположить, что у неё имелись намерения иные, чем только посмеяться надо мной".

— Я… я не понимаю, мой лорд.

"Конечно же нет — да и как ты мог бы? Ваш народ скрывал правду о том, что случилось. Но всё же наверняка за свою ещё недолгую жизнь ты не раз должен был задуматься… возможно, почувствовать, что тут что-то… не так…

У Баррика по телу побежали мурашки, как будто у него начинался жар.

— Во мне? Вы говорите обо мне?

"В тебе, в твоём отце и во всех прочих, нёсших в себе болезненное, смущающее разум наследие Огнецвета, каким он горит в человеческих жилах. Да, дитя моё, я говорю о тебе. Ты — потомок моей дочери, Санасу, и кровь её сильна в тебе. В некотором роде ты приходишься мне внуком."

Баррик уставился на него, разинув рот. Его сердце заколотилось так бешено, что голова закружилась.

— Я… один из детей сумерек?

"Нет, ты нечто меньшее… и одновременно нечто большее. В тебе течёт кровь Высочайших, но до сего дня это приносило тебе лишь горе. Теперь, однако, она может сделать тебя последней надеждой нашего древнего народа — но лишь если ты принесёшь великую жертву. Если позволишь мне передать тебе мой Огнецвет."

Смысл сказанного никак не укладывался в голове. Баррик просто сидел и таращился на короля. Спокойное лицо Иннира было таким же, как и час назад, как до того, когда он произнёс слова, перевернувшие весь мир с ног на голову.

— Вы… вы хотите передать этот Огнецвет… м-мне?

— Чтобы продлить жизнь королевы еще хоть немного, я должен буду отдать ей свои последние силы. Если я смогу передать свой Огнецвет тебе — а это может оказаться и невозможно — тогда наследие наше, по крайней мере, не погибнет. Но если ты и сможешь выдержать это, Баррик Эддон, ты никогда не сможешь снова стать даже на самую малость таким же, каким ты был раньше."

— Но если вы сделаете это, то что же… что же случится с вами?

Впервые за долгое время Иннир улыбнулся — слабо, устало растянув губы.

"О, дитя, конечно же, я умру".

Глава 35 Булавы, кольца и ножи

“Фаэри, убитые в великой битве у Серохладной пустоши, были все похоронены в общей могиле. Хотя местные жители избегают ходить туда и рассказывают о появляющихся в округе мстительных призраках мёртвых кваров, мне не удалось обнаружить, где именно они погребены — вся эта местность ныне представляет собою прекрасные цветущие луга.”

— из “Трактата о волшебном народе Эйона и Ксанда”

Им пришлось сделать остановку в предместьях Югениона, поскольку Королевский тракт был занят погребальной процессией, направляющейся к городскому храму. Очевидно было, что провожают в последний путь человека богатого: повозку с задрапированным чёрной тканью гробом тянула четвёрка лошадей, а следом шагало столько скорбящих, что Бриони выбралась из вагончика и присоединилась к актёрам, стоящим на обочине.

— А кто умер? — поинтересовалась она у одной из плакальщиц, шедших в конце процессии: женщины, несшей длинную ивовую ветвь.

— Наш добрый барон, лорд Фаворос, — ответила та. — Не безвременно — ему перевалило за шестой десяток, — но он потерял сына в сражениях с людоедами автарка, и теперь хворая жена его с малолетним наследником осталась одна вдовой — да благословят Братья его род.

Женщина осенила себя знаком Тригона. Бриони, отворачиваясь, вдруг поняла, что машинально проделала то же самое.

— Я никогда о нём не слышала, — тихонько сказала она Теодоросу, пока они наблюдали за проходящей мимо процессией. — Но по тому, как печальны у людей лица, мне кажется, что он был хороший человек.

— Или так, или же они печалятся потому, что меняют известную величину на неизвестную в очень неспокойное время, — пожал плечами Финн. — Хотя подозреваю, на этот раз вы правы. В этой толпе не так уж много голосящих селёдок, как я погляжу.

— Голосящих селёдок? — картинка, нарисованная воображением Бриони, заставила девушку прыснуть.