Восстание

Когда они уже собрались выходить, два тощих бычка втащили во двор телегу. Худая старуха торопливо закрыла ворота, высокий, плечистый парень принялся распрягать волов, а у колодца крутил ворот старик, доставая воду для скотины.

— Вот все мое семейство! — указал на них Драгош, после того как Титу попрощался на галерее с хозяйкой.

Херделя сошел и поздоровался за руку со стариками и парнем, который оказался выше учителя и шире его в плечах. Когда они выходили со двора, парень сказал брату:

— Неплохо бы тебе зайти в примэрию, а то жандармы снова собираются ни за что ни про что избивать невинных людей. Сторожей арендатора Козмы они уже избили.

— Не встревай ты в это дело, Ионел! — испуганно возразила жена Драгоша. — У нас и без того забот хватает, о них и думай, не то господа опять скажут, что ты заступаешься за крестьян, и снова начнут тебя притеснять…

— Ладно, ладно, оставьте-ка вы меня сейчас в покое! — резко и даже почти высокомерно ответил учитель, тем более что старики поспешили дать ему тот же совет.

По дороге Драгош находил хорошие слова почти для каждого встречного. Херделя привык в родной деревне поддерживать дружеские отношения с крестьянами, но сейчас ему показалось, что учитель ведет себя нарочито, стремясь показать, как близко к сердцу принимает он судьбу всех односельчан.

Их остановила какая-то бедная женщина и попросила у Драгоша совета, как быть, как жить дальше, потому что до того ей тошно от всех бед и напастей, что она просто не знает, как еще не бросилась вниз головой в колодец. Учитель стал ее расспрашивать, и она подробно рассказала, что еще прошлой зимой ее муж погиб в лесу и с тех пор она мыкается, бьется, как рыба об лед, одна-одинешенька, пытаясь прокормить целую ораву детишек мал мала меньше. А еще в тот же злой час погиб не только муж, но и один из их волов, денег на покупку другого у нее не было, вот и пришлось чуть ли не даром продать оставшегося. Тогда еще старый барин ее вызвал, утешил и посулил заплатить за погибшего вола да и сирот не оставить без помощи. Только все эти посулы так и остались посулами. Сколько раз с тех пор ходила она на барскую усадьбу, пыталась напомнить о себе, только к господам ее не пустили. А приказчик, как увидел, что не может отделаться от ее слез и жалоб, объявил ей, что барин сдержал свое слово и велел бухгалтеру Исбэшеску возместить ей убытки, но покойник, пусть земля ему будет пухом, уж очень много задолжал помещику, так что деньги за вола даже не покрывают долга. А раз волов у нее не осталось, то ей и земли не хотели выделить, еле упросила, за вспашку ей также пришлось платить, но денег не было, и она опять набрала в долг, у кого могла, и вот теперь зима только начинается, а у нее осталось совсем немного кукурузы и больше ничего, ей бы хоть до крещения дотянуть, детей-то у нее много, да еще долги надо платить, а кроме того…

— Ничего, наберитесь терпения, теперь вам уж недолго осталось мучиться, скоро вернется из армии ваш старший, он все уладит, — попытался утешить ее Драгош.

— Ох, вернул бы его господь бог поскорее! — еще горестнее всхлипнула женщина. — Только вижу я, другие-то парни уже вернулись, а Петре никак не отпускают, не возвращается он и не возвращается, а я тут вся извелась одна-одинешенька, без всякой помощи, лью слезы и не знаю, чем же я согрешила, почему господь бог так жестоко меня карает…

— Приедет он, не волнуйтесь! — заверил учитель. — Завтра-послезавтра нагрянет домой!

Но женщина продолжала рыдать, объясняя сквозь слезы, что она все время так плачет, не в силах сдержаться с тех самых пор, как поразило ее несчастье, и нет у нее ни минуты покоя, даже по ночам места себе не находит.

— Хороший человек был ее муж, очень хороший, — сказал Титу учитель, когда они распрощались с женщиной. — Жаль, что погиб. Ее счастье, что старший сын весь в отца, даже еще лучше будет.

Они дошли до примэрии, к которой только что подъехала знакомая Драгошу бричка. Со двора как раз выходил арендатор Платамону вместе со своим сыном Аристиде, студентом бухарестского университета, франтовато одетым, смазливым юношей, с тонкими чертами лица и мясистыми влажными губами.

Широко улыбаясь, Платамону направился с протянутой рукой к Драгошу и рассказал, что приехал кое о чем попросить старосту, но попал не вовремя, — староста занят серьезным следствием, и никто не знает, где он теперь.

— Если вам надо нанять на работу женщин, то правильно сделали, что захватили с собой сына, он в этом деле дока, — полушутя, полусерьезно заметил учитель, указывая на подошедшего Аристиде.

Арендатор громко и самодовольно усмехнулся:

— Молод он, кровь горячая! Пусть балуется лучше со здешними бабами, чем с городскими, те еще бог знает какой хворью наградить могут. Правда, и в деревне теперь нельзя быть уверенным…