Восстание

— Нет, нет, вы ошибаетесь! Это отнюдь не особый случай! — запальчиво возразил учитель. — Так всюду, по всей стране! Барин или его ставленник арендатор — полновластный хозяин деревни. Его воля — закон, он всесилен! А чтобы вы не сомневались в моей беспристрастности и в том, что я в здравом уме, могу добавить, что Мирон Юга порядочнее большинства других помещиков. Он никого не обманывает и не стремится содрать с крестьян семь шкур, он даже делает добро, когда может и считает нужным. Я уж не говорю о его щедрости по отношению к церкви, к школе и ко всем прочим общественным делам. Зато он не разрешает никому даже пикнуть, считает, что он всегда прав и что он — всеобщий благодетель… Стало быть, мы имеем дело не с исключительным случаем, у нас не хуже, чем в других местах, а, может, даже лучше. И все-таки, как вы сами видите, мы просто рабы! Виной тому не Мирон Юга, а положение, в каком мы находимся. И это положение не изменится оттого, что один человек уйдет со сцены. Его преемник, какими бы хорошими и благородными ни были его намерения, все равно будет делать то же самое, он просто будет вынужден и впредь действовать в рамках той же системы. Настоящие перемены произойдут лишь тогда, когда помещиков не станет и земля будет принадлежать тем, кто на ней работает.

Уловив в голосе учителя скрытую угрозу, Титу примирительно заметил:

— Но подобные изменения невозможно осуществить в два счета.

— Конечно, нет! — еще мрачнее буркнул Драгош. — Для этого весь мир должен перевернуться, но этого не хочет никто, и я в том числе… Одна надежда на чудо…

— Чудо! — отозвался Титу. — В наши дни только люди могут вершить чудеса.

— Люди, но не рабы! — уточнил учитель, и глаза его сурово сверкнули.

6

На следующий день, едва забрезжил рассвет, староста Правилэ уже был во дворе арендатора. Сторож Замфир Келару, щуплый, с землистым лицом, вертелся вокруг нового амбара, как волк, которому не терпится пробраться в надежно запертую овчарню. Староста придирчиво все осмотрел, потрогал, проверил и, не найдя ни малейшего следа взлома, вдруг сердито воскликнул:

— Как же пробрались внутрь воры?

— А нам откуда знать? — горестно вздохнул сторож. — Пусть барин сам покажет, вот он как раз идет сюда.

Предупрежденный сторожами еще с вечера, Козма Буруянэ, ежась от холода, — все вокруг заволокло густой изморосью, — пришел на место происшествия, чтобы лично присутствовать при том, как староста будет выяснять обстоятельства дела. Правилэ встретил его почтительным упреком:

— Ну и заварили же вы кашу, сударь! Сказали бы лучше нам и не вмешивали в такое дело барина. Сами знаете, как он лют во гневе и как всем нам тогда туго приходится…

Арендатор попытался сперва обратить все в шутку, но очень расстроился, когда узнал о грозном приказе, который Мирон Юга отдал старосте. Подумать только, сколько хлопот и неприятностей может вызвать неосторожно брошенное слово! Буруянэ готов был сейчас откусить себе язык в наказание за собственную болтовню. Теперь крестьяне возненавидят его еще больше, ему совсем житья не будет. Но кто мог подумать, что Юга поднимет шум из-за какой-то чепухи? Он тут же посоветовал старосте не торопиться и приостановить следствие, а он, мол, заявит в контору поместья, что у него нет никаких претензий и потому можно оставить людей в покое.

Довольный Правилэ зашагал обратно в деревню. По дороге, однако, он подумал, что отказ арендатора от жалобы дела не меняет. Если Мирон Юга не отменит лично своего приказа, он, староста, не имеет права прекратить следствие, а то старый барин, упаси бог, еще пуще разгневается и обрушит весь свой гнев на его голову. Тем временем Козма Буруянэ сообразил, что причинит сам себе кучу неприятностей, если откажется от жалобы, и решил пока молчать как рыба.

Унтеру Боянджиу приснился ночью сон, который жена истолковала не к добру, и потому он был настроен воинственнее, чем накануне. Сейчас он поджидал в примэрии старосту с результатами расследования на месте преступления. Пока же он распорядился, чтобы к нему привели пятнадцать взятых на заметку крестьян из Вайдеей и десять из Амары. Последних уже доставили, и он собирался их немедленно допросить. Боянджиу намеревался провернуть все дело в самой примэрии, так как в глубине здания была довольно вместительная комната, в которую можно было посадить большое число арестованных. В жандармском участке он располагал лишь крохотной комнатушкой, где едва умещались три человека.

Тяжело отдуваясь, раскрасневшись, весь в поту, пришел староста. Проходя мимо корчмы, он решил чуть согреться и хватил несколько стопок цуйки. Боянджиу решительно заявил ему, что не намерен марать свой послужной список из-за каких-то подлых мужиков и не изменит решения оттого, что арендатор пошел на попятный. Капризы господина Буруянэ его не интересуют. Он военный и выполняет свой долг. Взгляд Боянджиу был так грозен, что Правилэ струхнул, будто тоже попал под подозрение.