Восстановление двигательных функций (СИ)

Люциус смотрит на нее с плохо скрываемой иронией. На ее лице — обезоруживающая улыбка, которая могла бы показаться совсем детской, если бы не чувственные губы и игривый огонек в глазах. Сотканная из противоречий, красивая и невинная Роза Грейнджер-Уизли с ласковыми пальцами. Дразнит, насмехается или правда ничего не понимает? Люциусу кажется, что сегодня он не выдержит и попытается проверить. И будь что будет.

И он проверяет. Когда она в очередной раз искусно массирует его бедра, когда в очередной раз его разрывает на части от вожделения, когда ниже пояса все снова горит огнем, Люциус плюет на самоконтроль и все законы здравого смысла и перехватывает ее ладонь. Роза вздрагивает, и он замечает, как на ее губах мелькает усмешка. Это решает все.

Он кладет ее руку на свой пах и хрипло выдыхает, когда тонкие пальчики сжимают его член через ткань. Ход ва-банк оправдывает себя с лихвой.

— Иди ко мне, — Люциус тянет Розу на себя, и она не сопротивляется, ее глаза лихорадочно блестят, губы чуть приоткрыты. Она ждала этого.

Люциус садится, с удовлетворением отмечая, что подвижности его ног вполне достаточно для этого простого действия. А силы его рук хватает, чтобы привлечь Розу к себе на колени. Она обхватывает его бедра ногами, кладет руки ему на плечи, ее высокая грудь быстро-быстро вздымается и опадает, вздымается и опадает. Люциус мог бы смотреть на это вечность, но у них нет столько времени, поэтому он расстегивает пуговицы лимонно-желтого халата, под которым обнаруживается белая майка и такой же белый хлопковый бюстгальтер. Ему хочется сорвать с Розы все это нелепое безобразие, но он лишь сжимает пальцами ее сосок через два слоя ткани — и она всхлипывает от удовольствия.

В этот момент Люциус почему-то вспоминает Нарциссу — как давно она стонала в его руках? Ему плевать. Сейчас он ласкает юную красивую девушку. Слишком юную.

— Роза… — шепчет Люциус, обхватывая ее лицо пальцами и глядя ей в глаза. — Ты знаешь, насколько я старше тебя?

Она улыбается улыбкой Джоконды.

— Не знаю, — отвечает тоже шепотом, — и знать не хочу.

Люциус целует ее глубоко, взахлеб, словно не в первый, а в последний раз — и очень хочет, чтобы это было не так. Его руки в этот момент живут своей жизнью: прокрадываются под халат, находят короткую юбку, задранную до таких приятных на ощупь ягодиц, а дальше — проникают под трусики, осторожно ласкают, вызывая стоны.

— Тише, тише… — он на мгновение отвлекается, берет с прикроватной тумбочки палочку, запирает дверь в палату и накладывает заглушающее. — Это наш с тобой секрет, Роза, будет нехорошо, если кто-то услышит.

Роза улыбается ему в губы. Люциус входит в нее осторожным толчком, где-то на краю сознания мелькает облегчение, что он — не первый, но эту эмоцию быстро сносит ураганом сладкого удовольствия, который обрушивается на него с каждым новым движением ее прекрасного гибкого тела.

Когда все заканчивается, Роза встает с постели, неторопливо поправляет одежду, улыбаясь Люциусу распухшими от поцелуев губами. Он смотрит на то, как она приводит себя в порядок, и поражается тому, что не видит в ее взгляде ни капли сожаления. Ее щеки пылают маковым цветом, а глаза горят таким многообещающим огнем, что Люциус снова ощущает прилив желания. Но лишь усмехается ей в ответ.

— Завтра, мистер Малфой, я буду помогать вам с восстановлением двигательной функции ног, — напоминает Роза.

Ее голос звучит сухо, волосы приглажены, но взгляд говорит: «Завтра мы продолжим».

Люциус представляет, что он сделает с ней, когда снова сможет ходить, и кивает.

— Ожидаю с нетерпением, Роза.