Восстаньте из праха (перевод М. Ахманова)

Бартон тоже был утомлен этим бесконечным путешествием на маленьком судне. Он хотел бы найти какую-нибудь гостеприимную местность, где можно было бы остановиться для отдыха, снова почувствовать землю под ногами, изучить обычаи населения и, возможно, принять участие в местной политической жизни. Он мог бы жить там и ждать, когда тяга к странствиям вновь окрепнет в его душе. Он хотел бы заняться всем этим — но только вместе с Алисой.

— Когда человек сидит на месте, удача его дремлет, — прошептал он. Ему нужно вести себя с Алисой поактивнее; слишком долго он играл в джентльмена. Он должен ухаживать за ней, надо усилить натиск и сломить ее сопротивление. Нужно вспомнить, каким он был в молодости; в зрелые годы, после женитьбы, он слишком привык к тому, что его обожали, он разучился сам дарить любовь. Его прежние, привычки, прежний стереотип, впаянный в нервную систему, — остались при нем. Он был стариком в теле юноши.

«Хаджи» вошел в темные бурные воды узкого рукава Реки. С обеих сторон вздымались голубовато-черные скалистые стены; рукав заворачивал к западу, и скоро широкое озеро позади исчезло из вида. Теперь все работали с парусами, повинуясь командам Бартона, который вел судно галсами поперек стремнины в четверть мили шириной. Течение взбивало высокие волны, катамаран качался вверх и вниз, зарываясь носом в воду при резких сменах курса. Они часто маневрировали в нескольких футах от скалистой стены каньона, где волны с грохотом обрушивались на камень. Но Бартон так долго управлял судном, что почти слился с ним; и команда не меньшее время работала с парусами — все его распоряжения выполнялись точно и вовремя.

Они прошли стремнину за тридцать минут. Кое-кто чувствовал себя неуютно — без сомнения, Фригейту и Руаху это приключение не доставило удовольствия. Но опасность взбодрила остальных; с их лиц, хотя бы на время, исчезло выражение угрюмой скуки.

«Хаджи» вышел на простор другого озера, залитого солнечным светом. Река разливалась здесь на четыре мили и тянулась к северу насколько мог видеть глаз. Горы внезапно отступили; на обоих берегах развернулись привычные очертания равнин.

На небольшой волне покачивалось с полсотни судов различных размеров — от выдолбленных из сосны челноков до двухмачтовых бамбуковых парусников. Большинство из них, казалось, были заняты рыбной ловлей. Слева, на расстоянии мили, маячил вездесущий каменный гриб грейлстоуна, на берегу около него можно было различить темные фигурки людей. Позади них, на равнине и по склонам холмов, рассыпались бамбуковые хижины, построенные в том обычном для долины стиле, который Фригейт называл нео-полинезийским или в более веселые минуты архитектурой посмертно-прибрежнего периода развития человеческой цивилизации.

На правом берегу, в полумиле от выхода из каньона, громоздился большой бревенчатый форт. Перед ним тянулись в воду причалы из огромных древесных стволов, около которых сгрудились большие и малые суда. Через несколько минут после появления «Хаджи» ударили барабаны. Перед фортом уже скопилась изрядная толпа, но из его ворот продолжали выскакивать люди; многие бежали к причалам от своих хижин. Они прыгали в лодки и отталкивались от причалов.

Темные фигурки на левом берегу тоже бросились к челноком, каноэ и одномачтовым баркасам.

Все выглядело так, словно обитатели обоих берегов соревновались, кто первым наложит руки на «Хаджи».

Бартон повел катамаран сквозь скопище рыбацких суденышек, несколько раз резко меняя курс. Люди с правого берега были ближе; все — белые и хорошо вооруженные. Они не пытались использовать луки. Человек, стоявший на носу боевого каноэ с тридцатью гребцами, поднес ладони ко рту и крикнул на немецком:

— Остановитесь! Вам не причинят вреда!

— Мы пришли с миром! — крикнул в ответ Фригейт.

— Он знает это, — сказал Бартон. — Это же совершенно очевидно — нас немного и мы не можем напасть на них!

Теперь барабанная дробь неслась с обеих сторон. Прибрежные участки равнины заполнили вооруженные люди. Лодки отчаливали от берега одна за другой и шли наперерез их курсу. Но те, суда, что первыми бросились в погоню, постепенно отставали.

Бартон колебался. Должен ли он развернуть «Хаджи», снова пройти по каньону и вернуться сюда ночью? Это было бы опасной операцией, ведь скальные стены высотой в 20 ООО футов наверняка почти полностью отрезают свет звезд и газовых облаков. Им придется плыть по ущелью практически вслепую.

Но пока что катамаран имел преимущество в скорости перед любым из неприятельских судов. Правда, впереди появились высокие, одетые парусами мачты; они стремительно приближались. Но врагов подгоняли ветер и течение; если он сумеет обойти их, смогут ли они развернуться достаточно быстро?

Эти суда впереди, насколько он мог различить, были переполнены людьми, что снижало их скорость. Даже корабль с такой же маневренностью, как «Хаджи», не выдержит с ним соревнования, если его нагрузить воинами.

Он решил продолжать путь.