Восставшая Луна

– Вас ждет автомотриса, – говорит Нельсон Медейрос. – Вас доставят в надежное место, где вы останетесь в безопасности и комфорте на время политических перемен.

– Как заложники, – говорит Ван Юнцин.

– «Заложники» – старомодное слово, – говорит примо эскольта. – Это другая Луна. Вы – наши гости.

– Гости, которые не могут откланяться.

– Зависит от того, насколько ваши правительства готовы к переговорам. Но это будет шестизвездочная роскошь.

– Куда вы нас везете?

Улыбка молодого человека подобна небу, полному звезд.

– В Боа-Виста.

– Ну что, я сдам экзамен?

– Вы же Орел Луны, – говорит Алексия Корта.

Ариэль Корта раздраженно вздыхает.

– Что мой брат в тебе нашел? Экзамен… – Она театрально взмахивает рукой, указывая на свой наряд.

«Платье: Кристобаль Баленсиага, 1953 год, – говорит Манинью. Алексия ничего не знает и не хочет знать про моду 1950-х годов. – Черная шерсть без подкладки, отделана шелковым атласом в мелкий рубчик. Шляпа от Оге Торупа, туфли от Роже Вивье, сумочка и перчатки – от Кабрелли».

Алексия поправляет на голове Ариэль шляпу с широкими круглыми полями от Торупа.

– Идеально.

– Дерьмовая из тебя лгунья, Мано де Ферро. И ты что, собираешься представлять меня в этом?

Сколько раз Алексия помогала Лукасу здесь, в вестибюле Павильона Новой Луны: возилась с его запонками, галстучным узлом, лацканами пиджака? Привычки и суеверия быстро превратились в ритуалы.

– Мне нравится, как я выгляжу, – говорит Алексия. Она только научилась соответствовать стилю 1940-х годов. Ей нравятся сороковые. Как правило, они очень ей идут.

– Тебе нравится выглядеть беженкой, – парирует Ариэль.

– Как кому-то удавалось с вами работать? – язвит Алексия.

Ариэль лучезарно улыбается в ответ на дерзость:

– Потому что они меня обожали, дорогая. Что ж, с этим придется подождать. Нетерпеливые Драконы легко впадают в ярость. Итак, я хочу, чтобы ты туда вошла и представила меня на зависть богам.

– У Лукаса была… фишка.

– Фишка?

– Из былых времен. Времен, когда все начиналось. «Почтеннейшие: Орел прилунился» [45].

Ариэль с отвращением шипит:

– Это просто нелепо, дорогая. Мое имя, мой титул – и чтобы все прозвучало с шиком.

– Ладно, сеньора.

Улыбка Ариэль становится искренней.

– Я, знаешь ли, до смерти напугана, – признается она.

– Вы вышли против Лукаса на арену в Суде Клавия, – напоминает Алексия.

– Это была моя территория. Моя вотчина. А здесь я понятия не имею, что делаю.

– Если это хоть как-то поможет, Лукас тоже ничего не понимал, – говорит Алексия.

– Я сидела по другую сторону от Джонатона Кайода, когда он отменил КРЛ, – говорит Ариэль. – Он и сам не понимал. Никто не понимает.

– Вы герой. Вы отменили Четыре Базиса, арестовали землян…

– …И отдала Лукасу, чтобы он за ними присмотрел, – весело подхватывает Ариэль. – Ты заставляешь меня смеяться, Мано. Ну ладно. Пора на сцену!

Открывая дверь в зал заседаний, Алексия замечает, как Ариэль возвращает шляпу от Торупа в прежнее положение. Алексия выходит на свет. Знакомый ропот собравшихся стихает. Сквозь яркий свет она видит, что ярусы, отведенные Драконам и великим семьям, заполнены, а сектор землян пуст. Вдоль галереи позади трибун выстроились ученые, заведующие факультетами и деканы из Университета Невидимой стороны.

– Почтеннейшие, – говорит она. – Ариэль Корта, Орел Луны.

Ариэль занимает место Алексии в свете прожекторов. Ее лицо скрыто под широкими полями шляпы. Стоит полная тишина. Она поднимает глаза, улыбается, широко раскидывает руки. И Павильон Новой Луны гремит от множества голосов.

– Позвони мне, как только доберешься, слышишь?

Робсон закатывает глаза и пытается потихоньку улизнуть вместе с толпой, заполняющей главный вестибюль вокзала, прямо к эскалаторам, ведущим на платформы, но Земля светит ярко, у Вагнера Корты зрение и реакция волка – он без труда движется следом за мальчиком.

– Ладно, хорошо, как только доберусь.

Вагнер знает, что перебарщивает с заботой. Он подписал соглашение о совместном воспитании с Максом и Арджуном: Робсон будет жить с Хайдером, когда Земля круглая, а Вагнер возвращается в стаю. Они честные, добрые, любящие и надежные до такой степени, что оба даже бросили работу и переехали в Ипатию, чтобы порвать связи с Теофилом. Робсон будет в безопасности, счастлив и под чьим-то крылышком. Но разве можно винить Вагнера в чрезмерной заботе после ужасов Теофила и убийства Брайса Маккензи в Жуан-ди-Деусе?

Убийство. Тринадцатилетний мальчишка вонзил пять ядовитых игл в глазные яблоки Брайса Маккензи. Его бы и одна прикончила. Пять были нужны для того, чтобы продемонстрировать всей Луне: вот оно, медленное правосудие Корта. Ядовитые иглы заказал дядя этого мальчика, а принес – его лучший друг. Робсон спрятал оружие в волосах, потому что Брайс желал видеть его обнаженным и уязвимым.

Вагнер не может об этом думать. В ярком свете Земли эмоции пылают жарче и яростнее, – и Вагнеру невыносимо сосредоточиваться на ощущении краха, слабости и некомпетентности, которые он испытывает, когда думает о Робсоне как о заложнике или игрушке.