– Бар все еще существует, – говорит Лукас. – Руа Винисиус ди Морайс [30]
. Номер 49. На углу. Можно заплатить за столик у окна, где он и написал песню. Ее давно нет, но семья, по слухам, еще живет в Ипанеме.– Ты там бывал?
– Нет. Побоялся, что реальность не выдержит сравнения с легендой.
– Это я могу понять.
– Бразилия, которую мы храним в своем сердце, всегда более совершенна.
Бармен подает две свежие порции джина по рецепту Корта. Над замерзшими бокалами клубится туман.
– Я тебя ненавидел, когда пришли земляне, – говорит Жоржи. – Их гребаные боты заглядывали в каждое глазное яблоко, регистрировали каждую душу. Царица Южная никогда не была благосклонна к семейству Корта, но теперь тебя там ненавидят.
– У них есть причины, – отвечает Лукас. – Я делал ужасные вещи. Чудовищные вещи. «Горнило»…
– Все в курсе.
– Все подозревают. Но никто ничего не знает наверняка, потому что не хочет знать. Все, о чем я мечтал, все, ради чего я это сделал, – теперь дальше от меня, чем когда бы то ни было.
Жоржи хватает дрожащую руку Лукаса. Свет от барной стойки сияет между их соединенными пальцами.
– Я привожу их всех сюда – союзников, врагов, соперников, любовников – и мы пьем джин, играем в драконьи игры, но никто из нас не подымает взгляд, чтобы посмотреть, отчего небеса потемнели. Аманда спросила меня, чего хотят Корта. По-настоящему хотят. Я ответил – семья превыше всего, семья навсегда, но она имела в виду не это, а говорила о мечтах. У Суней есть мечта, у Воронцовых есть мечта. Маккензи всегда бредили независимостью. Никто не знает, чего хотят Асамоа, но у них есть мечта. В тот раз я не смог ответить Аманде. Думаю, теперь могу. Моя мать была глубоко вовлечена в деятельность Сестринства Владык Сего Часа и вербовала из них мадриний, спонсировала их, помогала строить сестринские дома в Хэдли и Жуан-ди-Деусе. Майн-ди-санту Одунладе была ее исповедницей на протяжении последних месяцев. Сестринство было уничтожено, когда Лукасинью вывозили из Жуан-ди-Деуса.
– Резня Маккензи, – говорит Жоржи.
– Так вот как это называют?
– В Царице.
Жоржи поднимает палец, заказывая новую порцию выпивки.
– У меня нет времени на их божеств, но то, что привлекало мою майн, привлекает и меня. Этот мир – лаборатория, где люди ставят эксперименты над культурами, обществами и философиями. Новые виды политики и формы религии. Цель – создать нечто прочное. Земля погибает. Я это видел собственными глазами. Земля умирает и разлагается. Вся человеческая культура может быть разграблена и сожжена, уничтожена новыми идеологиями. Они не уважают свой мир. Если мы допустим единственную ошибку, Леди Луна нас убьет. Поэтому мы ее уважаем. Мы знаем, насколько хрупки. Нет причин, по которым человечество не могло бы процветать здесь на протяжении тысяч лет. Это была мечта майн Одунладе: общество, которое сможет просуществовать без катастроф десять тысяч лет. В два раза дольше, чем любая земная культура. Мне это нравится. Как будет выглядеть Луна после того, как меня не станет, и после того, как моих потомков в пятисотом колене не станет? Понятия не имею. Но что-то здесь будет существовать – что-то более крупное, мудрое и очень старое. Преемственность, Жоржи. Ты понимаешь?
Я боюсь за будущее, Жоржи. Я боюсь за Землю, а теперь и за наш мир. Боюсь за моего сына. Боюсь за него каждую секунду каждого дня. Боюсь, что разрушаю ту единственную вещь, которую поклялся сохранить.
А потом враги говорят, что я должен решать. Я должен выбрать сторону, которой буду хранить верность. И мне страшно это делать – я боюсь, что уничтожу все.
– Каковы альтернативы?
Лукас поднимает голову:
– Никто никогда не задавал этот вопрос.
Жоржи крепче сжимает пальцы:
– Ну?
– Власть, безопасность для моей семьи – или новая Луна.
– Звучит как противоречие.
– Боюсь, так оно и есть.
– Тогда упрости, – предлагает Жоржи. – Кое-чего ты можешь добиться.
– Я знаю, чего хочу, – говорит Лукас. – Проблема в том, что для этого, как мне кажется, придется отказаться от всего.
– Тогда все просто. – Жоржи отпускает руку Лукаса и легонько похлопывает его по груди. – Слушай свое сердце, корасан.
– Но мне страшно.
– Ах, – говорит музыкант. – Эти вечные мурашки от страха.
– Я боюсь, что, стоит мне выйти из Гнезда, Луна упадет.
Лукас поднимает палец, призывая бармена.
– Лукас, мне пора. Я должен вернуться в Царицу.
– Ты не обязан.
– Знаю, что не обязан. Но так надо.
– Ты мне нужен.
Рука касается руки на светящейся барной стойке, пальцы сжимаются.
– Я не могу, Лукас. Жизнь с тобой сделает меня пленником. Охрана за плечом. Вечный страх, что кто-то использует людей, которых я люблю, против меня. Ты красивый мужчина, но твой мир – сплошной яд.
– И я не смогу позвонить…
– Нет. Между нами ничего не будет. Это наша первая и последняя ночь вместе.
– Тогда поцелуй меня.
– Да, – говорит Жоржи. – О да, это я сделаю.
Потом он подбирает гитару. Двое мужчин – каждый с собственным бременем – неуклюже обнимают друг друга одной рукой.
– Лукас, твои страхи… Они рождаются лишь потому, что ты считаешь себя одиноким.