Будучи вне дома, держите себя так, словно вы принимаете почетных гостей. Пользуясь услугами людей, ведите себя так, словно совершаете торжественный обряд.
Еще с полчаса я рассеянно бродил между деревьями, исподтишка наблюдая за паломниками и прижимая к боку накидку, в кармане которой буйствовал оголодавший Болботун.
Я был не менее голоден и прекрасно понимал запечника. Но вмешиваться в скрупулезность ритуала, царившего вокруг, в жестко организованную последовательность мелочей…
Опасно, однако!
Вот вам два слова – «опасно» и «однако». Вроде бы похожи, и букв поровну, и строение близкое, а смысл разный, и не спутаете вы их никогда. Переставь в них буквы местами – вовсе бессмыслица получится!
Вот вам два человека – я и Пупырь, или этот чернявый Стэнч из каких-то Бяков. Вроде бы похожи мы, и руки две, и ноги две, и голова одна… а поставь нас на место друг друга – еще похлеще бессмыслица выходит. И только мертвый не заметит, что чужое наглое слово самозванно затесалось в привычно-ритуализованную последовательность букв, знаков, слов, фраз, жизни…
Ритуал Бытия, так сказать… вот ты какая, жизнь загробная!
Впервые моя нахрапистая идея проникнуть в Книжный Ларь показалась мне безнадежной. Если в обыденности разнообразной я еще мог на что-то рассчитывать, то в обыденности ритуальной – у меня не было ни единого шанса.
Ни единого.
Словно я хотел избавиться от своей тени при ярком солнце.
И тут я увидел ее. Ту самую хрупкую девчушку-подростка, которая усердно возглашала Предобеденную Фразу третьей… или четвертой после усатого тамады.
Как же ее звали?.. Черт, не помню…
Видимо, она уже довольно долго вертелась вокруг меня, старательно изображая безразличие – губки поджаты, тонкие ручки заняты легкой плетеной корзинкой, и глаза наивно хлопают неправдоподобно длинными ресницами, поглядывая то на меня, то куда-то в сторону.
Менора! Ее зовут Менора!.. Ухова.
Или Ахова.
Я поманил ее пальцем. Девочка подумала и медленно направилась ко мне, забросив корзинку на плечо и теребя подол клетчатого платья.
Пока она шла, я все думал – что же я скажу ей?
А потом она подошла и остановилась, скромно потупив глазки.
Она подошла – и я придумал.
– Беру на себя, – негромко, но отчетливо произнес я.
– Что?! – изумилась она.
– Все. Все беру на себя. Ты ведь что-то хотела сказать мне? Говори, не бойся…
– Вы ведь не обедали, – тихо сказала девочка Менора. – Из города никого нет, и вы выпали из своей Фразы… а эти… они…
Она подумала и поправилась:
– А мы вас и не позвали даже. Там за большой сосной – видите? – кухня для Выпавших из Фразы. Тем более что вы наверняка Хозяин Слова или даже Господин Фразы… Подойдите, и вас покормят.
– Хорошо, – улыбнулся я, и она робко улыбнулась в ответ. – Спасибо тебе. Я смотрю, ты здесь не в первый раз?
– В первый, – она снова глядела в землю, и краска бросилась ей в лицо. – А про кухню мне папа рассказал. Вообще-то я…
Я ждал. И дождался.
– Вообще-то я – половинка. У меня мама была Пришедшей из-за Переплета. Вы… выползнем. (Слово это далось ей с огромным трудом.) Сгубили ее, в прошлом году еще… деревом в лесу привалило, а папа говорит, что наверняка Боди вмешались. Папа ведь один не побоялся на Чужой жениться… теперь вот меня в Книжный Ларь привез – пусть все видят: Ахова дочка приняла Закон Переплета.
– Тяжело? – участливо спросил я.
– Тяжело… жить тяжело. Им все просто, они с рождения в Переплете, а я что ни сделаю – все Поступок. Раз – Поступок, два – Поступок, а судьба не дремлет… то ногу сломаю, то дом загорелся, а папа на промысле… или телок годовалый в воду свалился, а там бочаги. Из-за меня. От Переплета не укроешься, не уговоришь…
Она внезапно повернулась и унеслась прочь, оскользаясь на размокшей земле, а я стоял как вкопанный и все глядел вслед девочке-половинке с больными глазами.
«Они одного возраста, – думал я, – Талька и эта Менора… Господи, что это за Переплет такой, где за каждый Поступок – по морде? Ведь такую чушь Поступком зовут, что мимо пройдешь – не заметишь! Конечно, если все по ритуалу делать: жрать, спать, совокупляться, дохнуть… шаг влево, шаг вправо рассматривается как побег… рассматривается – кем?..»
И тогда я снова запутался в паутине. Она облепила меня со всех сторон, клейкими нитями опутав руки, ноги, мозг; я слабо ворочался в ней – бездумно, бессмысленно, – а от движений моих по нитям, как по струнам, бежал легкий трепет, и вдалеке равнодушно-сытым пауком ждал таинственный Переплет. Он отражал дрожь, рожденную мной, и она возвращалась ко мне – результат моих трепыханий, моих Поступков, моих…
Возвращалась, становясь судьбой.
А когда мне показалось, что я начинаю что-то понимать, – мир вновь стал прежним, и паломники дружно убирали со столов, двигаясь в накатанном ритме ритуально-привычных действий.
Я сунул руку в карман. Болботун молча укусил меня за палец.