Восставшие из рая

Ресницы слипались, теплая влага равнодушия насквозь пропитала все тело, делая его вялым и непослушным. Равнодушие... это когда душа равна... чему? Чему сейчас равна ее душа? В городе было бы тяжелее... в городе — где она своя, родная... Звонок в дверь, скрежет лифта, крики мальчишек во дворе — все напоминало бы о случившемся. А здесь, в железной коробке, впитавшей пыль и пары бензина, жизнь с ее наказаниями перед вечным сном выглядела придуманной и отстраненной.

Здесь, внутри, ее душа равна ничему. И лишь в затерянных дебрях сознания утомительно били остановившиеся часы, вращая ржавыми шестернями. Двенадцать... тринадцать... четырнадцать...

— Что?.. зачем? Зачем это?!

Лейтенант помогал ей выбираться из машины.

— Осторожненько, — приговаривал он, и лицо грустного клоуна напудренной луной раскачивалось в сумерках. — Не споткнитесь... Эй, дед, ты б крикнул своим, пусть постелют... Прошу вас, госпожа Линдер, сюда...

Перед Ингой на миг возникла заросшая кудлатой бородой физиономия. Крохотные глазки утонули в набрякших веках, волосатый рот слабо шевелился, и многочисленные складки кожи вызывали в памяти черепашью морду.

«Поднимите мне веки! — вспомнилось Инге. — Поднимите мне веки!.. поднимите...»

— Да или нет? — требовательно спросил леший со странной интонацией. — Ты не молчи, баба, ты говори, быстро говори... Да или нет?

«Да или нет?» — мягко шепнул Анджей из сизой мглы, и Инга поняла, что спит.

«Да или нет, мама?» — пискнул Талька, и невесело улыбнулся стоящий за ним Бакс.

— Ну? — ударили в пятнадцатый раз часы.

«Да! — хотела ответить Инга, видя, как знакомые силуэты тают, расплываются в дымчатой тьме, — да...» Но губы помимо воли дрогнули, рождая совсем не то, что хотелось, другое, новое; и на смену равнодушию вдруг пришли спокойствие и уверенность.

— Нет... нет.

— Ты что, дед, сдурел?! Так-то ты гостей принимаешь, пень трухлявый?!.

Возмущению лейтенанта не было предела.

Дед еще некоторое время смотрел на сонную Ингу, потом кивнул, словно соглашаясь со своими дремучими мыслями, и заорал пронзительно и дико:

— Ганцю! Стели постелю, курва ленивая! Живо!..

— В хате? — донеслось от невидимого в темноте дома.

— Не... во флигеле стели-и-и!.. где крыша чинена...

5.

Есть души, где скрыты

увядшие зори,

и синие звезды,

и времени листья...

Ф. Г. Лорка

Проснулась она рывком, сразу, и долго не могла сообразить, где находится и как сюда попала.

— Энджи... — робко позвала Инга, и мгновенно вернувшаяся память обожгла ее свистящим бичом.

Слабый звездный свет пригоршнями сыпался в узкое окошечко под потолком, напоминавшее бойницу древнего замка; рассеянное мерцание удивительным образом гармонировало с легким звоном потревоженных пружин кровати — и Инга сидела, успокаивая дыхание и пытаясь разобраться в очертаниях предметов вокруг себя.

Снаружи донеслось гнусавое повизгивание. Пауза. Визг сменило недовольное хрюканье и шорох — словно комья земли осыпались со свежего могильного холма.

— Кто там? — шепотом спросила Инга, проклиная себя за идиотское сравнение.

Тишина. И легкий удаляющийся топоток.

Повинуясь неведомому порыву, Инга встала, одергивая спортивную блузу — сам факт переодевания оставался для нее тайной за семью печатями — и шагнула вперед. Глаза мало- помалу привыкли к скудному освещению, да и дверь в дальнем углу помещения оказалась приоткрыта.

Из щели зябко тянуло ночной прохладой.

Замерев на пороге, Инга прислонилась к дверной створке, передернула плечами, сбрасывая со спины холодное прикосновение свежего воздуха — и, оглядев выбеленный луной двор, собралась возвращаться назад, в тепло.

Шорох. И утробное бурчание возле изгороди, похожей на гнутую решетку.

Инга вздрогнула.

Белесое пятно зашевелилось, ткнулось в ограду и принялось ворочаться, разбрасывая вокруг себя черные куски перекопанной земли.

Свинья. Обычная жирнющая хавронья, раздраженно похрюкивавшая в тесноте кольев и упрямо лезущая наружу по своим свинячьим делам. Приходи к нам, мама свинка, нашу детку...

Инге пришло на ум слово «супоросая» — хотя она не помнила точно, то ли это хрюшка перед родами, то ли после. Судя по брюху королевы свинарника, предпочтительнее было первое.

Животное наконец протиснулось между кольями, попав в полосу лунного луча, и Инга поразилась величине свиньи. Она всегда полагала, что эти звери должны быть немного поменьше. Породистая, наверное, или беременность сказывается...

Свинья неожиданно резво припустилась по лунной дорожке, услужливо расстеленной щербатым светилом — и в считанные секунды скрылась из виду.

«Волки сожрут, — мелькнуло в Ингиной голове, еще тяжелой от сна. — Или это она их сожрет... вон, какая здоровенная...»

Махнув рукой на удравшую скотину, Инга почувствовала, что хочет пить. Будить хозяев она постеснялась и принялась оглядываться по сторонам в поисках водной колонки или чего- нибудь в этом роде. В двадцати шагах от себя она обнаружила некое подобие рукомойника, чьи металлические бока глянцево отражали лунный свет.