Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч

Она кинулась в объятия Скафлока. Все его тревоги рассеялись как туман при виде ее — молодой, стройной, гибкой, длинноногой; скорее девушки, чем женщины… его женщины. Он обхватил ладонями талию Фреды, подбросил ее вверх и снова поймал под аккомпанемент их общего смеха.

— Поставь меня на землю, — попросила она. — Поставь, чтобы я могла тебя поцеловать.

— Сейчас. — Скафлок снова подкинул ее и начертал в воздухе какой-то знак. Фреда повисла, потеряв вес, дрыгала ногами, задыхаясь от смеха и удивления. Юноша подтянул ее к себе, и теперь она висела над ним, касаясь губами его губ.

— Не хочу вытягивать шею, — решил он, тоже стал невесомым и наколдовал облако, но не сырое, а похожее на груду белых перьев, чтобы на нем можно было отдохнуть. Из центра его выросло дерево, сгибающееся под тяжестью всевозможных плодов, а радуги арками изогнулись среди его листьев.

— Однажды, безумец, ты забудешь часть своего искусства, упадешь и разлетишься на куски, — сказала Фреда.

Он прижал ее к себе и заглянул в глаза, а потом сосчитал все веснушки у нее на носу и поцеловал ровно столько раз.

— Нужно бы сделать, так чтобы ты стала пятнистой, как леопард, — сказал он.

— Я скучала без тебя, любимый, — тихо произнесла она.

— Охота была удачной?

Скафлок помрачнел, вспомнив все.

— Да, пожалуй.

— Тебя что-то гнетет, любимый. В чем дело? Всю ночь звучали рога, я слышала шаги и топот копыт. Каждый день я вижу в замке все больше вооруженных воинов. Что происходит, Скафлок?

— Ты ведь знаешь, что мы воюем с троллями, — объяснил он. — Мы позволим им явиться к нам, потому что трудно одолеть горную твердыню, где сосредоточены все их силы.

Девушка вздрогнула в его объятиях.

— Тролли…

— Не бойся, — сказал Скафлок, стараясь развеять ее беспокойство. — Мы сразимся с ними на море и уничтожим их мощь. А каждому, кто высадится, дадим столько земли, чтобы хватило его похоронить. Когда мы с ними справимся, завоевание Троллхейма будет детской забавой. О, бой будет яростным, но Эльфхейму нужно очень постараться, чтобы проиграть.

— Я боюсь за тебя, Скафлок.

Он ответил ей песней:

Когда прекрасная гадалка
Беспокоится о вожде,
Он очень радуется,
Зная, что она его любит.
Милая, не грусти:
Меня радует дар,
Который ты мне даешь,
О, прекрасная женщина.

Одновременно он начал развязывать ей пояс. Фреда вспыхнула.

— Бесстыдник, — сказала она и занялась его одеждой.

Скафлок поднял брови.

— Почему? — спросил он. — Чего нам стыдиться?

Огненное Копье выехал следующей ночью, вскоре после захода солнца. Он сам и дюжина его помощников оделись в зеленые охотничьи рубахи, на которые набросили черные плащи с капюшонами. Их копья и стрелы были с наконечниками из сплава серебра, а вокруг коней кружили лающие эльфийские псы — огромные дикие звери с красной или черной шерстью, огненными глазами и кинжально-острыми клыками, с которых капала слюна. Б жилах их текла кровь Гарма, Фенрира и собак Диких Охотников.

Они двинулись в путь, когда Огненное Копье дунул в рог. Топот копыт и лай собак эхом разносились среди холмов; вихрем неслись они в густом мраке между замерзших деревьев. Среди мчащихся теней лишь изредка можно было заметить проблеск серебра, украшенные драгоценными камнями рукояти мечей, кровавый блеск собачьих глаз, но шум, сопровождавший их охоту, донесся до самых дальних уголков леса. Охотники, смолокуры и бродяги, слышавшие этот гвалт, вздрагивали и чертили знаки Креста или Молота, а дикие животные прятались в свои логова.

Колдунья сидела на корточках в своем шалаше, который построила там, где прежде стояла ее хижина. Она издали услышала приближающийся отряд. Склонившись над небольшим очагом, она буркнула:

— Альвы охотятся.

— Да, — пискнул приживал, а когда гомон приблизился, добавил: — Думаю, они охотятся на нас.

— На нас? — удивилась колдунья. — Почему ты так думаешь?

— Они едут прямо сюда, а ты далеко не подруга Скафлока, а значит, и самого Имрика. — Крыса запищала от страха и забралась ей за пазуху. — Скорее, мать, призови помощь, или нам конец.

Не было времени ни на обряды, ни на жертвы, поэтому она прокричала зов, которому ее научили, и тьма темнее ночи появилась за очагом.

Колдунья упала ничком. По облаку мрака пробегали холодные голубые огоньки.

— Помоги! — простонала она. — Помоги, альвы уже близко.

Глаза демона смотрели на нее без гнева или жалости. Шум приблизился.

— Помоги! — заплакала она.

Демон заговорил голосом, сливавшимся со свистом ветра и, казалось, идущим издалека:

— Зачем ты меня вызвала?

— Они пришли за моей жизнью.

— Ну и что? Однажды ты сказала, что тебя не волнует твоя жизнь.

— Моя месть еще не свершилась, — рыдала колдунья. — Я не могу умереть сейчас, не узнав, удался ли мой замысел и не пропала ли моя плата, которую я заплатила за это. Помоги своей служанке, господин!