Восточная война

– Смеешься? – горько усмехнулась Изабелла. – Как только я сбегу, они обеспечат «утечку» и сообщат японцам то, что пожелают нужным. Даже если я смогу избежать японского внимания, то столкнусь с английской разведкой, которая стоит за Японией. Поверь, пытка пожизненными исправительными работами ничто по сравнению с тем, что мне устроят японцы. Сначала побегаю по всему миру, шарахаясь от каждой тени и шороха, а потом попаду к ним…

– Ясно… – тихо произнес Петр. – Тогда мне остается только надеяться на то, что ты сдохнешь раньше, чем меня заставят на тебе жениться. Что смотришь? Я пообещал взять тебя в жены, но не оговорил сроки. И я буду тянуть до последнего, надеясь, что тебя в темном переулке прирежут или ты упадешь с лестницы и сломаешь шею. Ну или я погибну. Война ведь, всякое может быть.

– Зачем ты так? – подавленно спросила Изабелла.

– А ты не понимаешь? Как я тебя родителям покажу? Ты ведь меня ненавидишь и презираешь. Тебе не важно, какой я человек и сделал ли я тебе что плохое или нет. Тебе достаточно для ненависти того, что я русский. Мама все это сразу поймет, что причинит ей боль. А я не хочу причинять ей боль. Понимаешь? Не хочу. Я люблю своих родителей. А ты никого не любишь. Живешь одной ненавистью. Да чего и говорить? Ты ведь даже не человек. Так. Ты дрянь. Красивая, не спорю. Воспитанная. Образованная. Изящная. Но дрянь… и мое проклятье… Так что нам обоим будет легче, если ты сдохнешь… или я…

Подошел официант. Петр заказал себе чашечку венского кофе. Изабелла же, промолчав, вновь отвернулась к окну, сосредоточившись на мухе. А по ее щекам медленно ползли слезы.

Глава 2 1904 год, 3 мая, Санкт-Петербург

Николай Александрович завтракал в малом семейном кругу. Мама, супруга, дети, каковых, в отличие от исторического оригинала, у него было всего трое. И все трое были мальчиками. Здоровыми мальчиками. Одна беда – вся эта в целом счастливая семья оказалась в своего рода изоляции из-за негласного бойкота их со стороны остальных правящих фамилий Европы.

Первым звоночком стал «парад туземных свадеб», когда Николай Александрович обвенчал своих ближайших родственников с гавайской, сиамской, персидской и абиссинской принцессами. Придурь? Но терпимая.

Дальше этот Император России организовал нападение на Франца-Иосифа. И его люди вполне преуспели в этом деле, поставив Австро-Венгерскому монарху на задницу тавро. Этого не понял никто из августейших фамилий. Ну организовывал он на тебя покушения? Так ответь тем же. Но вот так унижать совершенно неприемлемо. Все-таки он помазанник божий, а не просто погулять вышел.

Финалом же, после которого Николай Александрович окончательно отвратил от себя весь Высший Свет Европы, стало взятие в жены Клеопатры де Мерод – юной французской танцовщицы, которой французский парламент скорее в шутку, чем на полном серьезе даровал титул «дочери святого Мартина». То есть официальной принцессы Республики, по аналогии со старинной практикой, принятой в Венеции.

Да, за нее дали приданое – Гвинею, Джибути и Новую Каледонию. Да, все оформили законно. Да, де Мерод были старинным бельгийским княжеским родом со славной историей. Но Клеопатра была танцовщицей, что в представлении Высшего Света тех лет считалось чем-то сопоставимым со шлюхой. Ее так и называли за глаза в кругах европейских августейших фамилий – «царская шлюха», а ее детей величали не иначе как ублюдками.

Нет, конечно, на отношениях с Россией как с государством это не сильно сказалось. По крайней мере, формально. Однако на все мероприятия закрытого клуба монархов приглашали официально только и исключительно Николая, подчеркнуто игнорируя его супругу и детей. Из-за чего он перестал их посещать. Тем более что на его официальные приглашения реагировали так же. Рассориться умудрились даже с датским королевским домом.

Клеопатра стоически переносила это унижение. Да-да, именно Клеопатра. Ради сохранения уникального имени супруги Николай организовал крещение ее в день памяти блаженной Клеопатры Палестинской. Так вот – она переносила это поведение Высшего Света стойко и никак, ни разу не продемонстрировала прилюдно своего раздражения или неудовольствия. Она знала, на что идет, постаравшись раствориться в делах семейных и общественных.

А вот Николая это задевало. Сильно задевало. Заставляя раздувать в России настоящий культ супруги как внутри страны, так и за ее пределами. Клеопатра то, Клеопатра это, Клеопатра здесь, Клеопатра там. И везде она – молодец. И везде – умница и поистине благородная натура. Мстя этим заносчивым засранцам за их поведение, ибо народ сравнивал и оценивал. И как-то так выходило, что «породистые» аристократки Высшего Света выглядели очень бледно на фоне фактурной, яркой и эффектной Клеопатры.

Так вот сидели они, кушали, беседовали.