Восточная война

И тут в столовую осторожно вошел не секретарь, а личный адъютант. Обычно такого не происходило. Адъютант в повседневном режиме обращался к секретарю и уже тот доносил информацию в «окна», когда у Императора было время почитать доклады и поработать с документами. Как правило, с лагом от получаса до пары суток, не больше. Однако в экстренных случаях адъютанты имели право на личный доклад круглосуточно в любых условиях и обстоятельствах. Чем этот парень и воспользовался.

– Дорогая, – кивнул Николай Александрович обеспокоенной супруге. – Мама, – сказал он, не забыв отметить и ее, после чего вышел вслед за адъютантом, который просто обозначил своим присутствием экстренность событий.

Вдовствующая Императрица Мария Федоровна проводила сына взглядом и посмотрела на Клеопатру. Та теребила салфетку и кусала губы.

– Вы переживаете? Отчего же? Не верите в Ники? – спросила она после того, как служанка по ее кивку вывела внуков. А следом и остальные удалились, не мешая их разговору.

– Вы не хуже меня знаете, что он увлекся. Нельзя же так. Мне кажется, что он ведет войну со всем миром. Они его убьют…

– Франц-Иосиф уже пробовал убить. Закончилось это очень печально для его афедрона, – усмехнулась Мария Федоровна.

– Я не об этом выжившем из ума старике. Мне… – Она осеклась и замолчала, уставившись в тарелку.

– Что? Говорите, раз начали. Он ваш супруг, но и мой сын. Я тоже переживаю.

– Меня уже не раз просили найти способ его успокоить. Намекая, что иначе все закончится очень печально. Для всех нас. И для меня, и для него, и для наших детей.

– Кто намекал? – подалась вперед Мария Федоровна, лицо которой приобрело хищные черты.

– Передавали через моих родственников, но… Вы же знаете, кто за ними стоит?

– И кто же, по вашему мнению, за ними стоит? Хотя, впрочем, это не так важно. И так все ясно. Вы Ники говорили?

– Я боюсь. Он ведь не уступит. Его это скорее разозлит и раззадорит. И бог знает, чем все это закончится. Мне страшно… очень страшно. За себя – нет, я знала, на что иду. Мне страшно за него… и за них, – кивнула она на то место, где сидели ее сыновья. – Зря он на мне женился…

– Ваш брак ничего бы не изменил, – отмахнулась Мария Федоровна. – Понимаете, милочка, наш Ники считает, что он стоит выше всех остальных монархов Европы. Что он единственный законный наследник Византии и, как следствие, Римской империи. А все эти, – небрежно махнула она рукой, – просто полудикие правители варварских королевств. Такой взгляд на жизнь неизбежно ведет к конфликтам. А то, что он взял вас в жены, не причина, а следствие его взглядов на жизнь и свою миссию. Что такое? Вы побледнели. С вами все в порядке?

– Безумие… Это же безумие…

– Именно оно толкало нашего Ники заниматься возрождением России. И вы не хуже меня знаете, каких выдающихся результатов он достиг. Я поначалу тоже боялась, но, почитав кое-какие старинные сочинения, пришла к выводу, что такая убежденность – единственный путь к успехам. Монарх, полный сомнений и колебаний, никогда не добьется ничего по-настоящему славного. Помните, вы рассказывали мне слова Ники про «блаженство нищих духом»? Помните, что он тогда вам сказал?

– Конечно! – кивнула Клеопатра. – Он сказал: «Определенно, тщеславие – мой самый любимый из грехов». О боже! Вы думаете?

– Он знал, о чем говорил, – с грустной улыбкой произнесла Мария Федоровна. – После крушения поезда мой сын совсем переменился. Поначалу я его не понимала и даже боялась. Он стал таким хищным… таким безжалостным… В былые годы он никогда бы не приказал стрелять в своих дядьев и племянников. Никогда. А тут, поговаривают, что лично застрелил Николая Николаевича-старшего. Его прадед, Николай Павлович, тоже был довольно крут и твердой рукой разогнал восстание двадцать пятого года. Но такой хладнокровной безжалостности, с которой наш Ники расправлялся с родственниками, покусившимися на его власть, в нашем роду отродясь не было. Он ведь спровоцировал своих дядьев на выступление, чтобы разом прихлопнуть. Без жалости и хотя бы толики сожаления. Да, Петр Великий был суров и даже велел казнить собственного сына. Но то – единичный случай. А тут – поистине имперский размах… поистине византийское коварство. Что-то подобное могли себе позволить только правители в державе ромеев да отдельные правители средневековой Италии.

– Вы его боитесь? – прекратив жевать губы, спросила Клеопатра.

– Боюсь? – повела бровью Мария Федоровна, смотря прямо в глаза молодой Императрицы. – Нет. Потому что я действую в его интересах, и он знает это. У меня была минута слабости… скорее глупости. Тогда. Во время попытки переворота, когда я чуть не потеряла всех своих детей. С тех пор – как рукой сняло всякие сомнения. И вам, милочка, я бы тоже советовала не сомневаться в нем. Если его свергнут – мы с вами проживем недолго. И они тоже, – кивнула Мария Федоровна на стулья, где сидели совсем недавно ее внуки. – Поэтому я вам настоятельно советую поговорить с мужем и рассказать ему все, чем вас запугивают родственники. А то, не дай бог, он подумает, что вы предали его.

– Убьет?