В магазине в Касумигасеки были и книги несколько иного толка. Одна из них привлекла мое особое внимание: «Грушенька» — роман из русской жизни. Фамилия автора на обложке не значится — это деталь, очевидно, несущественная. Зато есть подзаголовок: «Книга, которую вы никогда не забудете». И аннотация, излагающая краткое содержание: «Еще юная и наивная, она продана в прислуги всесильному князю Алексею Соколову и его невесте Нелидовой…» Затем упоминается «роковая ночь», после которой Грушенька, сбежав, попадает в какие-то «Бренские бани», где «должна давать удовлетворение хозяевам и потребителям обоего пола». Но вот после многих приключений она становится хозяйкой богатого дома в Москве, «она наконец по другую сторону, там, где царь, где носители власти… и кнут!» — так заканчивается аннотация этого «шокирующе сильного романа о России перед революцией, когда люди были объектом удовольствия для их хозяев, а пытка — всеобщим развлечением…»
На обложке, разумеется, обнаженная.
В том же магазине, правда, если хотите, можно купить и другую литературу: Хемингуэя («Смерть после полудня», «По ком звонит колокол») и Грэхема Грина («Тихий американец», «Власть и слава», «Частный агент»), Фитцджеральда и Сноу, Фолкнера и Джойса, Стерна и Диккенса.
Должен оговориться: здесь речь шла об «английских» полках. Но и «японские» в значительной мере соответствуют им по составу. Слов нет: выпускается много хороших книг, отечественных и переводных. Я побывал в нескольких издательствах, в том числе в крупнейшем издательстве «Иванами», размах деятельности которого, солидность и высокая производственная культура вызывают уважение, при всем том, что «Иванами» — предприятие капиталистическое, со всеми, так сказать, вытекающими отсюда последствиями. «Иванами» издает классику, и только классику: художественную литературу, философию. «Иванами» может позволить себе не размениваться на выпуск развлекательной литературы, что вынуждены делать порой, скрепя сердце, издательства помельче, даже такие известные, как «Синтося» или «Каваде». Особая осторожность проявляется в отношении современной, не прошедшей проверку временем, литературы.
— Если бы вы были японским поэтом, — сказали мне в «Иванами», — мы бы подождали, простите, сорок лет после вашей смерти, а уж там решали бы вопрос, издавать вас или нет…
Классика — «верняк», вкладывать капиталы в ее издание, будь то массовые дешевые «библиотечки» или роскошные фолианты для коллекционеров — надежное дело. Но по плечу это выгодное занятие только тем, кто может позволить себе жить не ближайшей, сиюминутной выгодой, а дальним прицелом, кто способен ждать месяцы и годы, пока разойдется тираж, хранить в специальном помещении матрицы сотен книг и не спеша допечатывать их по мере распродажи, чтобы не омертвлять раньше времени лишние тонны бумаги, не забивать полки магазинов и складов…
У «Иванами» — благородная эмблема: сеятель, разбрасывающий семена. Но я не мог освободиться от мысли о том, как все взаимосвязанно в пределах данной социальной системы, о том, что борозда, по которой шагает сеятель, все-таки очень узка, и едва ли оп смог бы заниматься своим прекрасным делом, не выполняй рядом другие «черную» работу по изданию астрономическими тиражами всяческой развлекательной и завлекательной макулатуры.
Как-то раз меня пригласили на занятие Рабочего института — просветительного учреждения, где люди разных возрастов и профессий слушают лекции по экономике и философии, литературе и искусству. Аудитория была немногочисленной, но весьма разнообразной и активной. Рассказ поэта Кусака о Маяковском вызвал множество вопросов.
Потом наступила моя очередь спрашивать.
— Что привело вас сюда, в эту аудиторию? — задал я вопрос всем присутствующим. Ответы были разные. Один из слушателей, служащий министерства, сказал:
— Я не хочу быть похожим на своих сослуживцев. Восемьдесят процентов из них знают одни комиксы и другое легкое чтиво…