Большинство стрелок смотрело в те дни вверх: компании были довольны. Как показало будущее, благополучие было весьма непрочным…
Здание биржи находится в самом центре Токио, в деловом районе Нихонбаси, что в переводе означает «Японский мост». Здесь и в старину был центр города. Отсюда путешественники отправлялись в далекий путь — в императорскую столицу Киото, в торговый город Осака. В Токио, называвшемся тогда Эдо, сидело военное феодальное правительство, глава которого — сёгун — был фактическим хозяином страны. Императоры, находившиеся в древнем Киото, были на протяжении столетий лишены власти.
Сёгуны были, разумеется, отъявленными реакционерами, но при этом вовсе не дураками. Они смотрели в корень, когда запретили — под страхом сурового наказания — использование колес для передвижения. Не имея понятия об историческом материализме, они тем не менее каким-то образом чуяли, что всякие там технические новшества со временем неизбежно скажутся на общественных отношениях. Более того, догадывались, что перемены эти вряд ли будут благоприятными для них.
Собственно, колесо вряд ли было и в ту пору такой уж новинкой. Но, по-видимому, само созерцание вращающихся колес могло ввести человека, по мнению властей, в ужасные технические соблазны. Да и чрезмерная скорость передвижения казалась чреватой далеко идущими последствиями.
Так или иначе, путники отправлялись от Нихонбаси в Киото и Осаку либо пешком, либо верхом, либо в паланкине, который тащили носильщики. В пути их ждало пятьдесят три остановки — станции, вдохновившие замечательного художника прошлого Хиросигэ на создание его известной серии акварелей.
Теперь самый скорый в мире суперэкспресс «Хикари», что значит «Молния», пролетает это расстояние за три часа.
Прямо из поезда бизнесмены звонят по телефону и в Токио, и в Осаку, и в другие города, потому что в современных коммерческих операциях иногда и минута решает многое.
А в районе Нихонбаси, там, где, подбирая полы длинных кимоно, усаживались в паланкин знатные путешественники, пульсирует сердце капиталистической экономики — биржа.
Ее вестибюль, украшенный колоннами, торжествен и прохладен, как храм. Дежурный клерк — тихий, вежливый и значительный — записывает ваше имя в специальную книгу и преподносит на память проспект путеводитель и последний номер газеты, издаваемой при бирже.
Тихи, пустынны коридоры и лестницы.
И лишь постепенно начинаешь улавливать неясный, плотный гул, как бы сочащийся сквозь стены. Какой-то очень знакомый гул. На что похож он? На гул моря? Да, пожалуй, отчасти! Но вообще-то… О господи, конечно, это же гул базара! И, выйдя наконец на галерею, приглядевшись к открывшейся глазам картине, подтверждаешь сам себе: конечно, базар! Рафинированный, очищенный, без бочек с капустой, без яблочных гор, без розовых окороков и сушеных грибов на ниточках — а все-таки базар. Свой язык жестов: подгребающее движение руками к себе — «покупаю», движение от себя — натурально, «продаю». И без объяснений понятно. А вот большой и указательный пальцы, сложенные «колечком» — никакой не ноль, оказывается, а тройка. Вот только что было столпотворение у одного из овальных прилавков в середине зала: какая-то химическая компания выбросила на прилавок малую толику дефицитного товара. Мгновенно образовалась очередь, кто-то, конечно, пытался пробраться вперед, вежливо оттерев плечом соперника. Мне показалось даже, что я расслышал в шуме, голосов знакомые интонации: «Он не стоял! В порядке очереди! Ишь, какой прыткий нашелся!..» Но это была, безусловно, слуховая галлюцинация.
Столики вдоль стен зала принадлежат маклерским компаниям. На каждом столике — телефон. Сидящий у телефона служащий принимает информацию от своего «центра»: клиент хочет купить столько-то акций такой-то компании. А такая-то компания распорядилась продать столько-то своих акций по такой-то цене…
Сама по себе купля-продажа — весьма условный процесс. Только запись, только подпись в какой-то невзрачной бумажке. Ни деньги, как таковые, ни сами акции здесь непосредственно на сцену не являются.
«Примерно около века, как мы живем в обществе, которое уже не является обществом денег», — говорил Альбер Камю в своей речи, произнесенной при вручении ому Нобелевской премии, и это сначала кажется вызывающим парадоксом. Но дальше писатель поясняет: современное буржуазное общество является обществом «абстрактных символов денег». «Общество торговцев, — говорит он, — можно определить как общество, где вещи исчезают в пользу знаков».
И вот шумный базар, именуемый биржей. Базар, где торгуют невидимым.