Но, видимо, одно дело — восприятие любознательного иноземца, для которого главный вопрос — «как это делается?», и совершенно другое — чувства, испытываемые человеком, прекрасно знающим все правила и их разветвленные вариации. Мне довелось присутствовать на чайных церемониях несколько раз: и на домашних, любительских, где роль хозяек выполняли, при умиленном внимании старших, смущенные дочери-студентки, и на многосложной, профессиональной, на которую заранее продавались довольно дорогие билеты. Гости — в большинстве своем женщины — приехали на эту церемонию не только из Токио: многие — издалека. В ярких, праздничных кимоно сидели они длинными рядами в застеленных циновками коридорах специального здания, терпеливо ожидая, пока отчаевничает предыдущая группа и настанет их очередь отхлебывать чай и бить поклоны. На лицах было выражение глубокой сосредоточенности. По пустякам такого выражения не бывает. И удовлетворенности: все идет как надо, по правилам, выработанным много веков назад…
Когда урок в школе «икэбана» окончен, отличившиеся ученики могут взять свои произведения домой, с тем чтобы поставить их в токонома.
Токонома — чуть приподнятая над полом ниша в японском доме, где обитает красота. Такие ниши обязательно существуют и в частных жилищах, и в гостиницах японского стиля. Там помещаются ваза с цветами, статуэтка. Там же обычно висит картина — какой-нибудь пейзаж на узком сверху вниз развернутом свитке. Или — каллиграфически выполненное изречение. Или — строка из старинного стихотворения. И если бумага пожелтеет от времени, если проступят на ней разводы от сырости, если выцветет часть рисунка, — хозяин и не подумает заменить ее новой. Пишет все тот же Танидзаки:
«Вешая картину-панно, мы прежде всего обращаем внимание на то, гармонирует ли она с общим тоном ниши и стен… Чем же именно гармонирует с комнатой такое панно, само по себе не обладающее особенными достоинствами? Элементом гармонии является всегда «цвет давности», которым отмечены фон картины, цвет туши и измятость окантовки. «Цвет давности» поддерживает соответствующий баланс с темнотою ниши или комнаты. Когда мы посещаем знаменитые храмы Киото или Нара, нам показывают сокровища этих храмов — панно, висящие в глубоких нишах их больших аудиторий. Очень часто в этих нишах даже днем царит полумрак, мешающий разглядеть рисунок панно, и, лишь слушая объяснения гида, по полустертым следам туши представляешь себе, как прекрасна была картина панно. И то, что время наложило свою руку на эту старинную картину, совсем не мешает целостности ее гармонии с полутемной нишей, даже наоборот: как раз сама неясность картины и дает это прекрасное сочетание… Картины новые, будут ли они написаны тушью или же исполнены в бледных тонах акварелью — безразлично, при неудачном выборе могут только испортить теневой эффект ниши…»