Восточней Востока

«Я ничего не люблю так, как эту живую теплоту и тяжесть супа, ощущаемые ладонью сквозь стенки лакированной суповой чашки, когда берешь ее в руки. Ощущение это подобно тому, когда держишь в руках нежное тельце новорожденного младенца… Когда я сижу перед лакированной чашкой с супом, слушаю неуловимый, напоминающий отдаленный треск насекомых, звук, льющийся из нее непрерывной струйкой в ухо, и предвкушаю удовольствие, какое получу сейчас от того, что буду есть, — я чувствую, как чья-то невидимая рука увлекает меня в мир тончайших настроений…»

Так говорит Танидзаки. Многое в его словах, очевидно, субъективно, кое-что неубедительно — особенно в тех случаях, когда от тонко наблюденной реальности перекидываются мостики чуть ли не в мистические области. Но бесспорна поразительная утонченность эстетического восприятия в самом что ни на есть повседневном быту. И не производит эта утонченность, как бывает иногда, впечатления некоей болезненности. Чувствуется, что принадлежит она не только одному человеку, как бы талантлив и эстетически развит ни был он. Угадывается за нею многовековая традиция, опыт народа.

Об эстетической утонченности японцев многое сказано и написано, она стала чуть ли не легендарной. Мне хотелось пойти немного дальше обычных туристических «ахов» и «охов», попробовать, отнюдь не претендуя на роль специалиста, разобраться: как поддерживается эта традиция сегодня, чем жива она — тем ли неуловимым, что передается от поколения к поколению вместе с кровью, с генами, как говорят сейчас, или воспитанием в семье, в школе?

…В городок Цуруга, что на побережье Японского моря, мы с переводчиком попали неожиданно, вне программы: из-за забастовки железнодорожников на некоторых линиях пришлось несколько изменить маршрут. В Цуруга предстояла пересадка, поезда нужно было ждать около трех часов. Миновав в привокзальном скверике местный «манекен пис» — подражание известной брюссельской статуэтке, — мы углубились в город. Город как город, как десятки небольших и, надо сказать, весьма схожих друг с другом японских городков. На площади перед небольшим храмом мы заметили оживление и подошли ближе.

— А! — сказал переводчик. — Все понятно. Выставка хризантем. В эти дни вы можете увидеть их по всей стране.

«Экспозиция» расположилась под навесами, выстроенными в виде большой буквы «П» — «покоем», как говорили старые русские архитекторы. Виновниц торжества было несколько сотен, и по мало-мальски внимательном рассмотрении можно было убедиться, что нет среди них двух одинаковых цветков, как нет двух одинаковых бронзовых лиц в знаменитом храме «тысячи и одного будды» в Киото. Были хризантемы абсолютно белые, были — с чуть заметной желтинкой, как будто однажды в неяркий день их осветило солнце да так и оставило навсегда свой слабый свет на лепестках, были — с лиловатой сумеречной подсветкой. Были — остро-лучистые, как электрический разряд, были — томные красавицы с чуть привялыми кончиками лепестков. Были стройные, подтянутые, благовоспитанные барышни — и дерзкие растрепы. На некоторых из них можно было увидеть красные и золотые бумажные ленточки «лауреатов» выставки. Группы людей, среди которых можно было различить рабочих с соседней стройки — был час перерыва, — не спеша двигались вдоль выставки. Я попросил переводчика послушать, о чем они толкуют.

— Вот тот господин в комбинезоне, — доложил переводчик через несколько минут, — говорит своим друзьям, что он не совсем согласен с оценкой уважаемого жюри. Он считает, что на выставке имеются хризантемы несравненно более примечательные, чем отмеченные премиями. Он говорит, что жюри исходило из чересчур традиционных вкусов, что настала пора более чутко прислушиваться к новым веяниям.

Подошли и представились трое мужчин: Киндзо Окуда, кондитер, президент местного общества цветоводов «Цуруга кикуюкай», вице-президент бухгалтер Ка-дзуо Кубота и член общества Рётаро Микаи, торговец. Общество цветоводов, рассказал Окуда, создано в городе лет десять назад, с тех пор такие выставки устраиваются ежегодно. В нынешней участвуют около пятидесяти человек. Между прочим, исключительно мужчины, ибо выращивать цветы — дело в основном мужское. В предыдущих выставках домохозяйки также принимали участие, но конкуренции со стороны своих мужей, увы, не выдерживали.