Восточней Востока

Часто в нише можно увидеть простой, необработанный камень. Сочетание детальной регламентации и предельной естественности — характерное качество японского «кодекса красоты». Может быть, именно на этом «внутреннем конфликте» держится в значительной мере его своеобразие. Так или иначе, творчество художника по имени Природа во всем многообразии жанров пользуется с давних пор глубоким и прочным уважением. В одном из городов области Тохоку мне довелось однажды забрести на «каменный базар», где по внушительным ценам продавались булыжники всех цветов и размеров. Я было даже приглядел себе солидную зеленую каменюку с белыми прожилками, но вовремя вспомнил, во-первых, о том, что вес багажа на самолетах строго лимитирован, а во-вторых, о том, что наши отечественные камни ничуть не хуже и вдобавок бесплатны. В Японии же можно подчас увидеть вещи, с нашей точки зрения, вообще не поддающиеся рациональному объяснению. Стоит, например, при дороге женщина за небольшим столиком — продает камни. А по другую сторону дороги — сколько хочешь таких же камней. Бери — не хочу… Я еще как-то понимаю торговцев на склоне знаменитой горы Фудзи, которые продают на память в целлофановых пакетах куски застывшей красноватой лавы — той самой, которой под ногами сколько угодно. Тут не в самой лаве дело, а в целлофане — все-таки не пачкать кармана, не завертывать в ненадежный клочок бумаги. И нельзя не отдать должное находчивости «предпринимателей», исхитрившихся «делать» деньги, хотя бы и небольшие, на вовсе уж пустом, казалось бы, месте. Но на чем держится «каменный бизнес» у дороги? Уж не на каком-то ли неписаном нравственном кодексе, согласно которому людям должно быть стыдно брать бесплатно камни, если кто-то рядом их продает?

Камни и каменная пыль служат материалом для совершенно особого жанра художественного творчества — «бонсеки». Мне случилось однажды видеть, как создаются произведения этого жанра. Сидя по-японски перед низким лакированным столиком, девушка-художница располагала на его поверхности черные камни — один побольше, два поменьше, из выдвижных ящичков специальной шкатулки доставала деревянной лопаточкой толченый уголь, тертый кирпич, какую-то белую пыль. Не дай бог, сделать резкое движение, неосторожно вздохнуть — многочасовой труд пропадет даром! Но вот на глазах у зрителей из глубокой темноты черного фона проступила красная луна в нежных облаках, черные камни оказались скалами, охваченными у подножий скобками морской пены, и заключительным штрихом легла на море лунная, тоже красноватая, дорожка. Все зааплодировали. Тут же можно было видеть другие, ранее завершенные произведения художницы: снежный конус горы Фудзи в лунную ночь, порожистая горная река, крестьяне-рыбаки на бамбуковом плоту. И была какая-то особая, щемящая изысканность в том, что произведения эти непрочны и недолговечны, что достаточно сквозняка, для того чтобы смять, обессмыслить, уничтожить их красоту. И было сознание значительности момента: как-никак, а я один из немногих, кому довелось видеть именно эти произведения в течение их недолгой жизни. А пригласительный билет в кармане напоминал, что удовольствием этим и честью я обязан одной из ювелирных фирм, проводившей в эти дни выставку-продажу своих изделий и устроившей в фойе для приглашенных некое шоу — «бонсеки» и чайную церемонию.

Я говорил уже, что красота, в японском понимании, часто создается в соавторстве — человеком и природой. Они вместе призывают на помощь третьего соавтора — воображение зрителя. И это логично, ибо художник в Японии — это не только тот, кто создает. Художник — это прежде всего тот, кто видит. Для того чтобы изваять статую, надо, естественно, быть художником. Но для того чтобы поднять камень, через который перешагнули тысячи равнодушных прохожих, и показать, как он прекрасен, — тоже нужно быть художником. И неизвестно еще, какой дар более возвышен. Может быть, как раз второй, не отягощенный ремеслом.

Прославленный «сад камней» в Киото поначалу разочаровал меня. Обычная прямоугольная серая площадка, засыпанная крупным гравием, замкнутая невысокой земляной стеной. Над гравием возвышается несколько камней. Только и всего. И хотя экскурсовод поясняет, что сад был некогда создан одним из величайших художников Японии — Соами, не покидает ощущение, что создавать подобные сады не так уж сложно. Хоть по нескольку в день, были бы песок да камни.

Но проведя в таких размышлениях минут десять на террассе храма Рёан-дзи, которому принадлежит «сад камней», вдруг почему-то чувствуешь, что туристский зуд в пятках вдруг пропал и никуда бежать не хочется. Приходит какое-то обволакивающее душу успокоение. Властное. Почти насильственное. Как от лекарства или внушения.

Но это еще не все. Нужно прочесть, что пишет о «саде камней» Дзоси Мацукура, главный священник храма Рёан-дзи: