Восточнославянская этнография

Людской говор и сплетничество — кресание кремня, шум водяной мельницы, черная туча, стругание дерева, звон (204, 5, с. 547, 74, 144, 145, 225, 201).

Радость, довольство и богатство — восходящее солнце, блеск чешуи щуки на солнце, вишневый сад с травой по колено, поповский сенокос и дьяконский колодец (204, 5, с. 1049, 1051, 13, 26).

Горе и плач — схиление травы, дым, усыхание дерева, черные буквы на белой бумаге, пыль по дороге, наступление орды, высыхание воды, колеблемая степным ветром трава, потеря соловьем голоса, восхождение на гору, помутившаяся вода, стрекотание сороки, крик лебедя, течение речки струями (204, 3, с. 235, 124; 204; 5, с. 622, 1028, 1005, 968; 135, 74, 23, 270, 940, 187). Любопытной в историко-литературном отношении чертой горести представляются следующие символические выражения:

Да журба мене вбыла;
Да сама менша у степу птыця,
Да й та мене была (204, 5, с. 23).

Или:

Та журба ж мене изсушила, та журба ж мене извъялила,
Що найменьша в степу птыця та й та мене была (204, 5, с. 447).

В «Слове о полку Игореве» Гзак говорит Кончаку:

Аще его опутаеве красною девицею,
Ни нама будеть сокольца,
Ни нама красны девице,
То почнутъ наю птицы быти в поле половецком (168, с. 12).

Хлебные сравнения, уподобления и характеристики встречаются в приложении к разным проявлениям жизни: любви, замужеству, житейской роскоши и т. п. Так, неудачная, т. е. лишенная взаимности, любовь выражается следующим образом:

И гору я ралыцю,
Поию я пшеныцю:
Не вродыла мни пшеныця,
Но кокиль и метлыця (204, 5, с. 168).

Цель оранки и засева пшеницы выражается в другой песне:

Выорала новыцю,
Поияла пшеныцю,
Шоб нам пшеныця родыла,
Щоб нас парубки любили (204, 5, с. 130).

В галицких коломыйках:

Та я жита не сеяла, само жито сходыть:
Я любка не чаровала, сам до мене ходыть (41, II, с. 763).

Гей, зацвела пшеныченька на зерно, на колос:
Ой давно вже я не чула миленького голос (41, II, с. 767).

Наклонение пшеницы — поклон милого, а зерно ее — его личное присутствие:

На полю пшеныченька через межу похиляеться,

Чую я через люды, шо мий мылый поклоняеться.
Що мени по пшеныци — в ний зеренця нема,
Що ж мени на поклони, коли его самого нема (204, 5, с. 4).

Пшеница отцвела — девушка разлюбила. Так, в коломыйке:

Гей, ярая пшеныченька
То ся отъярила, —
Солодка мя соколина
То ся отдалила (41, II, с. 402).

Стоящее на корне жито наводит на мысль о браке. Так, в прелестной малорусской купальской песне:

Ой чiе жито пiд горою стояло,
Иванкове жито пiд горою стояло.
Пiд горою зелененько по мicяцю вiдненько,
Молода Марьичко ходы жито жаты!
Як я тебе возьму жито жаты научу.
Пiд горою зелененько, по мicяцю видненько, серденько (204, 3, с. 202).

Посiяно, поорано, та нiкому жаты,
Питается сын у матери, которую браты (204, 5, с. 496).

В одной галицкой коломыйке заключение брака поставлено в зависимость от сбора пшеницы. В чешской народной песне:

Malo psenic, malo żit, malo żit,
Nesmime se o ż zenit, o żenit;
Jećmeny jsou zefeny,
Musime bejt bez żeny (229, 4, с. 274).

Быть в замужестве — жать жито, а потому во сне увидеть жито или пшеницу по противоположности в толковании сновидений означает вдовство. Первая жена — своевременно вспаханное поле; вторая жена — поздняя пахота:

Лучши раля раная,
Чим тая поздная,
А на ранним пшаница,
А на поздним мятлица.
Лучши первая жона,
А чим тая другая:
С первой жонкой дзяцей мець,
А с другой разогнаць (209, с. 144).

Строгий муж может, однако, изменить характер жены, что значится в стихотворении: