Восточные религии в римском язычестве

При империи ввоз сирийских рабов стал еще более значительным. Обезлюдевшая Италия все больше и больше нуждалась в иностранных руках, и Сирия поставляла ей немалую долю принудительно иммигрирующих земледельцев. Но эти сирийцы, столько же живые и сметливые, сколько выносливые и трудолюбивые, овладели и многими другим функциями. Они занимали бесчисленные домашние должности в аристократических гостиницах и особенно ценились как носильщики паланкина{204}. Императорская и муниципальная администрация, крупные предприниматели, арендовавшие доходы таможен и рудников, нанимали или покупали их во множестве, и вплоть до самых отдаленных приграничных провинций можно было встретить сирийца на службе у местных правителей, у городов и частных лиц. Культ сирийской богини сильно выиграл от этого экономического процесса, бесперебойно поставлявшего ему новых приверженцев. Она упоминается в римской надписи I в. н.э., которая непосредственно относится к невольничьему рынку, и мы знаем, что сам Нерон был непостоянным поклонником этой иностранки, которую вскоре оставил{205}. В рабочем квартале за Тибром у нее был храм, который просуществовал до конца эпохи язычества{206}.

Однако в императорскую эпоху из Сирии прибывали уже не только миссионеры-рабы, да и Атаргатис больше не являлась единственным божеством из этой страны, почитаемым на Западе. В это время распространение семитских культов происходило в основном по-другому.

В начале нашей эры сирийские купцы, Syri negotiatores, предприняли настоящую колонизацию латинских провинций{207}. Уже во II в. до н.э. они основывали лавки на побережье Малой Азии, в Пирее, на островах Архипелага. На Делосе, маленьком острове, но крупном торговом центре, они создали различные объединения, чтившие их национальных богов, в частности Хадада и Атагартис. Но войны, будоражившие Восток в конце периода республики, а главное, распространение пиратства уничтожили прибрежную торговлю и остановили процесс эмиграции. Но он начался с новой силой, когда основание империи обеспечило морям безопасность, а торговля с Востоком получила небывалое дотоле развитие. Проследить историю сирийских поселений в латинских провинциях можно с I по VIII вв., и с недавних пор мы начинаем по достоинству оценивать их экономическое, социальное и религиозное значение.

Алчность сирийцев вошла в поговорку. Бойкие, изворотливые, ловкие, часто не слишком щепетильные, они повсюду умели ворочать поначалу мелкими, а потом и большими делами. Пользуясь особыми талантами своего народа, они закрепились на всех берегах Средиземного моря до самой Испании{208}: надпись в Малаге упоминает об основанной ими корпорации. Порты Италии, где торговля шла особенно активно, Путеолы, Остия, позже Неаполь, привлекали их в большом количестве. Но они не ограничивались побережьем: везде, где была надежда на выгодную торговлю, они проникали далеко в глубь суши. Они следовали торговыми маршрутами и поднимались по течению крупных рек. По Дунаю они добирались до самой Паннонии, по Роне — до Лиона. В Галлии эта группа населения была наиболее многочисленной: в этой девственной стране, недавно открытой для торговли, можно было быстро обогатиться. Обнаруженный в Ливане рескрипт адресован речникам Арля, ответственным за перевозку зерна, а в департаменте Эн найдена двуязычная эпитафия III в. н.э. на могиле купца Фаима или Юлиана, сына Саада, декуриона города Каната в Сирии, который владел двумя факториями в бассейне Роны, куда ему доставлялись товары из Аквитании{209}. Таким образом, сирийцы распространились по всей провинции до Трира, где их народ пользовался большим влиянием. Даже варварские нашествия V в. н.э. не остановили их иммиграции. Святой Иероним рассказывает нам о том, что они объезжают весь римский мир посреди бедствий, связанных с вторжением, до такой степени прельщенные приманкой наживы, что пренебрегают любыми опасностями. В варварском обществе роль этого цивилизованного и городского элемента стала еще более значимой. При Меровингах, около 591 г. н.э., их вес в Париже оказался достаточным, чтобы повлиять на выбор епископа, которым стал один из них, и захватить все церковные должности. Григорий Турский рассказывает, что во время входа короля Гунтрамна в Орлеан в 585 г. н.э. было слышно, как толпа превозносит его — «на латинском, еврейском и сирийском языках»{210}. Чтобы эти торговые колонии исчезли, потребовалось уничтожение средиземноморской торговли сарацинскими корсарами.