В-пятых, инфраструктурная проблема. На севере Восточной Европы первой половины – середины IX в. просто нет инфраструктуры и поселенческих центров такого уровня, чтобы их правитель мог заявить о столь серьезных политических амбициях и чтобы соседи эти амбиции признали: «Не следует в то же время переоценивать демографический потенциал Севера в IX – первой половине Х в. Показательны прежде всего скромные размеры торгово-ремесленных поселений и административных центров. Попав на общие карты средневековой Европы и Средиземноморья, они постепенно стали восприниматься как соразмерные средневековым столицам. Площадь Рюрикова городища оценивается Е.Н. Носовым как 6–7 га, площадь Ладоги на раннем этапе ее существования не превышала 8 га, площадь Сарского городища вместе с посадами составляла 3 га. Городища в Приильменье и Поволховье имеют минимальные размеры – 0,2–0,5 га. При всей значимости этих поселений кажется очевидным, что их собственные людские ресурсы и экономические возможности были недостаточны для установления контроля над территориями, простиравшимися от Балтийского моря до границ степи» (Макаров 2012: 455).
В-шестых, прямые контакты с Византией для политии, расположенной где-то на севере Восточной Европы для первой половины IX в., выглядят как что-то нереальное. Византия и Русский каганат явно должны были находиться в поле зрения и интересов друг друга (обстоятельную критику гипотез северной локализации Русского каганата см.: Шаскольский 1981: 47–48; Седов 2003: 3–8; Галкина 2002: 72–81; 2012: 49–67).
2. Второй популярной гипотезой локализации Русского каганата является его размещение на Среднем Днепре с центром в Киеве и понимание как непосредственного социально-политического предшественника Киевской Руси (см. например: Гедеонов 2004: 337–349; Пархоменко 1924; Мавродин 1945: 200–204; Сахаров 1980: 36–47; Шаскольский 1981: 43–54; Рыбаков 1982: 284–316; Толочко 1987: 14–36; 2013: 46–59; Свердлов 2003: 92–99; Горский 2004: 54–58; Фроянов 2015: 97–98).
Эта гипотеза может объяснить принятие правителем русов титула каган (соперничество с соседней Хазарией), лучше соответствует локализации русов с хаканом во главе в восточных источниках, не противоречит возможности их контактов с Византией. Но и она сталкивается с плохо разрешимыми трудностями.
Во-первых, киевская локализация Русского каганата не объясняет четкого разделения славян и русов как двух разных народов в восточных источниках.
Во-вторых, так же, как и северная, киевская локализация Русского каганата наталкивается на инфраструктурную проблему. Здесь для первой половины – середины IX в. точно так же, как и на севере, просто нет инфраструктуры и поселенческих центров необходимого уровня. Киев данного периода никак не может быть назван значительным центром (обзор археологических данных о начальных фазах истории Киева см.: Комар 2005: 115–137).
В то время как, согласно «Анонимной записке», русы ведут активную торговлю, по археологическим данным, «в IX в. на территории Среднего Поднепровья наблюдается почти абсолютный экономический вакуум» – здесь практически отсутствуют монетные находки, относящиеся к периоду до Х в. (Щавелев, Фетисов 2014: 25–26).
Поскольку и «киевский», и «северный» варианты локализации Русского каганата не находят подтверждения, ряд ученых начал поиски третьего пути в решении данного вопроса. Первым его контуры наметил Г.В. Вернадский. Пытаясь соединить локализацию Русского каганата в восточных источниках (юго-восток Европы), идею об иранском происхождении этнонима
Гипотеза Г.В. Вернадского в том виде, как она была сформулирована, не нашла археологического подтверждения: ни о каком переселении скандинавов в VIII в. в Подонье, судя по археологическим материалам, не может быть и речи. Но аргументы ученого в пользу подонско-приазовской локализации Русского каганата и его связи с аланами остались в силе.