Учитывая, что описанная в источнике погребальная обрядность русов полностью соответствует катакомбным погребениям салтовской культуры, а сами волынцевцы испытали существенное влияние её носителей, аланов, наиболее перспективной является позиция украинского археолога Д.Т. Березовца и развившей его идеи Е.С. Галкиной, отождествивших Русский каганат с салтово-маяцкой археологической культурой верховьев Северского Донца, Оскола и Дона, а русов древнейших источников с ее носителями – североиранским этносом, близким аланам (Березовец 1970: 59–74; 1999: 321–350; Галкина 2002; 2006: 385–441; 2012: 256–313; Кузьмин 2003: 243–267). По мнению Е.С. Галкиной, в состав Русского каганата входили и славяне-волынцевцы (ареал которых и стал
Аланская салтовская культура с её белокаменными крепостями, чеканкой собственной монеты («подражаний» дирхемам), развитым земледелием и военным делом (об аланской салтовской культуре см.: Ляпушкин 1958: 85—150; 1961: 187–214; Афанасьев 1987; 1993; Галкина 2006: 385–441; 2012: 256–313) хорошо соответствует той политии русов, которую знают восточные авторы на юго-востоке Европы. Салтовские аланы-русы серьёзно повлияли и в культурном, и, видимо, в политическом отношении на своих славянских соседей (северян, полян, донских славян и вятичей), также входивших в состав каганата.
Русский каганат был разгромлен около середины IX в. в результате венгерской и хазарской агрессии и потерял свой статус, в результате чего часть славиний днепровского правобережья оказывается на какое-то время в даннической зависимости от Хазарии (Седов 1999: 77; 1999а: 70).
По источникам неизвестно о том, чтобы какая-то из правобережных славиний подчинила себе своих соседей, но и у радимичей, и у вятичей[121]
сложились мощные политии, выдержавшие длительную борьбу с экспансией Киева (радимичи – до конца X – первой половины XI в., вятичи – до второй половины XII в.).III. Третий этап восточнославянского политогенеза. Формирование в Среднем Поднепровье поляно-варяжской политии и объединение славиний Восточной Европы вокруг Киева
Согласно условной дате ПВЛ, в 6390 (882) г. в Киев из Новгорода приходит войско Вещего Олега, наследника Рюрика. Захватив Киев, князь именно сюда переносит свою ставку (ПСРЛ. I: 23; ПСРЛ. II: 16–17). Отношения между киевской полянской общиной и новой княжеской династией, очевидно, вскоре были урегулированы на взаимовыгодной договорной основе. Когда в летописях применительно к концу X в. впервые появляются развёрнутые сведения о внутриполитической жизни Киева, мы видим, что все важные решения Владимир обсуждает со старцами градскими – полянской знатью (ПСРЛ. I: 82, 106–108, 124–127; II: 69, 93–94, 109–112; III: 130, 148–149, 166–167). Очевидно, что сложился такой порядок гораздо раньше.
Варяги принесли в Киев передовую военную технику циркумбалтийского региона, а полянская община дала князьям людские контингенты для формирования войск и проведения активной завоевательной политики.
И.Я. Фроянов справедливо констатировал: «В своей политике подчинения восточнославянских племён Рюриковичи опирались в первую очередь на воев… Для покорения и обложения данью древлян, северян, радимичей и прочих князья нуждались в более мощных военных соединениях, нежели дружина» (Фроянов 1980: 190).
Никакая княжеская дружина не смогла бы завоевать и держать в подчинении славинии. Только массовое народное войско Киевщины было способно решить задачу покорения Восточной Европы. Завоевания киевских князей – это результат действий не только князей и их дружин, а и рядовых полян, объединённых в ополчение. Соответственно, и дани с покорённых славиний шли не только князю и его дружине, но и всей киевской полянской общине. Вспомним сообщения летописей о дани, выплачиваемой Византией не только князю с дружинниками, но и целым русским городам (ПСРЛ. I: 31, 49; ПСРЛ. II: 22, 37), о распределении древлянской дани между Киевом и Вышгородом (ПСРЛ. I: 60; ПСРЛ. II: 48) и т. д., а также слова Константина Багрянородного о том, что в полюдье «архонты выходят