Восточные славяне накануне государственности

Название «спалы» (Spali) может быть сопоставлено со славянским «исполин» (праслав. *jьspolinъ/*spolinъ). Спалов Иордана можно отождествить с волынскими славянами, которым принадлежали памятники зубрецкой (волыно-подольской) группы пшеворской культуры. Война с ними была осмыслена в готской эпической традиции в соответствии с фольклорными канонами как борьба с народом древних великанов, с использованием для их обозначения соответствующей славянской лексемы.

IV. Дулебский этнополитический союз и аварское нашествие

В Галицкой и Волынской землях в домонгольское время сложились одни из ведущих городов-государств Древней Руси (Фроянов, Дворниченко 1988: 103–156; Майоров 2001; 2011). Их возникновению предшествовал длительный период развития восточнославянских догосударственных и предгосударственных социально-политических объединений в указанных регионах. В Галичине этнополитическое развитие проходило относительно «спокойно»: с VI в. и вплоть до формирования Галицкой земли здесь проживали хорваты[10], создавшие мощное этнополитическое объединение, Великую Хорватию, как называет её Константин Багрянородный (о Великой Хорватии, этногенезе и ранней истории хорватов см.: Майоров 2006; 2006а).

К северу от Великой Хорватии, в будущей Волынской земле, тоже возникли мощные этнополитические объединения восточного славянства, но здесь их развитие проходило более дискретно, что породило путаницу в источниках и как следствие – противоречивую историографию.

Повесть временных лет (далее – ПВЛ), говоря о предыстории этого региона, свидетельствует, что сначала здесь жили «бужане, зане седоша по Бугу, послеже велыняне» (ПСРЛ. I: 11; ПСРЛ. II: 8); «дулеби живяху по Бугу, где ныне велыняне» (ПСРЛ. I: 12–13; ПСРЛ. II: 9).

Если летописному тексту буквально, то получается, что дулебы и бужане – это названия древних славянских этнополитических объединений, существовавших некогда там, где ныне – во времена летописца – находятся волыняне. Л. Нидерле верно, на наш взгляд, констатирует: «Взаимная связь между этими наименованиями племён неясна, однако все они, видимо, ведут своё начало от одного большого, самого западного русского племени, которое обитало между Западным и Южным Бугом – в исторической Волыни» (Нидерле 2001: 169).

Летопись помогает пролить свет и на причину исчезновения дулебов и смены их волынянами, говоря о том, что «въ си же времяна быша и Обри, [иже] ходиша на Иръклия царя и мало его не яша. Си же добре воеваху на Словенех, и примучиша Дулебы, сущая Словены, и насилье творяху женамъ Дулепьскимъ. Аще поехати будяше Обърину, не дадяше въпрячи коня, ни вола, но веляше въпрячи 3 ли, 4 ли, 5 ли женъ в телегу и повести Обърена. [и] тако мучаху Дулебы. Быша бо Объре теломъ велици, и оумомь горди, и Богъ потреби я, [и] помроша вси, и не остася ни единъ Объринъ. [и] есть притъча в Руси и до сего дне: «погибоша аки Обре», ихже несть племени ни наследъка. По сихъ же придоша Печенези, паки идоша Оугри Чернии мимо Киевъ послеже при Олзе» (ПСРЛ. I: 11–12; ПСРЛ. II: 9).

Многие исследователи рассматривали этот рассказ как свидетельство существования на Волыни в VI–VII вв. значительного этнополитического объединения дулебов, разгромленного аварами (Ключевский 1987: 122–124; Нидерле 2001: 169–170; Мавродин 1945: 85–86; Греков 1953: 441–443; Третьяков 1953: 297–298; Баран 1969; Седов 1982: 90–94; Рыбаков 1982: 236; Фроянов 2001: 724–727; Свердлов 2003: 92; Войтович 2006: 6—12).

Славянские женщины везут дулеба. Миниатюра Радзивилловской летописи

Очевидно смешение в летописном пассаже славянской эпической традиции о борьбе дулебов с аварами, об иге, установленном кочевниками над славянами, со сведениями о восточном походе византийского императора Ираклия (610–641) и об аварской осаде Константинополя в 626 г., извлечёнными из хроники Георгия Амартола. Исследователи давно заметили это обстоятельство, и некоторые из них стали на этом основании предполагать книжное происхождение всего рассказа.

С.А. Гедеонов полагал, что автор ПВЛ для того, чтобы «соображать исторические системы» (Гедеонов 2004: 319), мог «сокращать и облекать в историческую русскую форму» византийские сообщения о славянах и Руси (Гедеонов 2004: 318), в частности, он «умеет приноровить к Руси и самые греческие присловия, ибо знаменитая, чисто библейская притча: «Есть притъча въ Руси и до сего дне: погибоша аки Обре, ихъ же несть племени, ни наследъка» была известна грекам уже за два столетия до Нестора; в письме Симеону Болгарскому патриарх Николай говорит об аварах: «άλλα καί ουτοι άπάλοντο, καί ουδέ λβιψανον τοΰ γένους ύφίσταται» (Гедеонов 2004: 318–319).

Хотя сам С.А. Гедеонов своё наблюдение трактовал в контексте привязки летописцем византийского материала к реальным событиям древнерусской истории, известным ему по преданиям, А.С. Кибинь ныне полагает, что оно «ослабило главный аргумент, чётко привязывающий рассказ о притеснениях обров к восточноевропейскому ареалу» (Кибинь 2014: 158).