Судьба имени червян аналогична судьбе имени волынян, которое дало название Волынской земле. Укреплённое городище в Червене возникло в середине Х в. (Куза 1996: 153), т. е. до включения этих земель в состав Киевской Руси. Червень был, очевидно, центром червян, подобно тому как город Волынь был центром волынян (о Червенских градах и их истории см.: Лонгинов 1885; Исаевич 1971; 1972; Poppe 1964; Котляр 1985: 24–33).
Смысловая параллель рассказов ал-Мас’уди и Ибн Йа’куба, с одной стороны, и «Баварского географа» – с другой, является полной: и там и там говорится о существовании у славян в прошлом некоего значительного этнополитического объединения, от которого происходят другие славянские народы. Расположение этих двух «народов-прародителей», хоть и названных немного по-разному в одном регионе, делает тождество полным.
Червяне – это, по всей видимости, часть волынян, возможно господствовавшая в течение некоторого времени в их этнополитическом объединении, название которой связано, как и имя части хорватов «белые хорваты», с цветовой географической семантикой. Красный цвет указывал обычно на южное расположение того этноса или политического объединения, в названии которого фигурировал (Майоров 2006: 45). То, что подобные «червонные» названия славянских «племён» были распространены в раннем Средневековье, подтверждает летопись попа Дуклянина, упоминающего о существовании в Далмации Червонной Хорватии (Шишић 1928: 16–18).
Идея о существовании на Волыни значительного этнополитического объединения волынян представляется вполне убедительной (Ключевский 1987: 122–124; Нидерле 2001: 169–170; Грушевський 1991: 377; Греков 1945: 25–31; 1953: 441–443; Мавродин 1945: 85–86; Третьяков 1953: 297–298; Седов 1982: 93–94; Фроянов 2001: 724–727; Свердлов 2003: 92; Войтович 2006: 8—12). Только нет оснований сопоставлять его, как это зачастую делается (см., напр.: Harkavy 1876: 335; Ключевский 1987: 122–124; Marquart 1903: 147; Брайчевський 1957: 122–125), с рассказом Повести временных лет об аваро-дулебской войне и считать, что именно авары сокрушили в. линана.
Речь в источниках идёт о разных этнополитических объединениях восточного славянства, существовавших на Волыни в разное время. Если дулебский союз был сокрушён в середине VI в. аварами и распался, утратив своё значение, то союз волынян возник позже и пришёл как бы на смену дулебскому союзу. Именно так логичнее всего понимать слова Повести временных лет (ПСРЛ. I: 11–13; ПСРЛ. II: 8–9).
Датировать время существования этнополитического союза, возглавляемого волынянами, о котором говорят ал-Мас’уди, Ибн Йа’куб и «Баварский географ», исходя только из их данных, сложно. Ал-Мас’уди говорит о нём как о существовавшем «в глубокой древности». Не содержит датирующих признаков известие «Баварского географа» (за исключением верхней даты – даты составления самого источника – 70-е гг. IX в.).
Тут на помощь приходит археология, материалы которой полностью подтверждают сообщения рассмотренных письменных источников (а заодно и доказывают правильность именно волынской атрибуции названного в них древнего славянского этнополитического объединения). В VIII–IX вв. из ареала луки-райковецкой культуры выделяется ряд локальных археологических групп, что отражает процесс становления летописных волынян (группа памятников в верховьях Буга, Стыри и Горыни), древлян (группа памятников в бассейнах Тетерева и Упы), дреговичей (группа памятников в среднем течении Припяти в районе Турова), полян (группа памятников в киевском поречье Днепра, на Ирпени и в устье Десны) (Седов 1999: 46–50). Эта археологическая картина, по всей видимости, отразила процесс распада этнополитического союза, возглавляемого волынянами, описанный нашими источниками (рис. 18–19).
О причинах образования союза славиний во главе с волынянами мы можем лишь догадываться. В историографии отмечалось, что привести к объединению ряда славянских «племён» в одно целое под главенством волынян могла борьба с Византией или с кочевниками (Ключевский 1987: 124; Фроянов 2001: 726). Не оспаривая важности ни того ни другого, следует отметить, что к образованию подобных союзов вели в первую очередь закономерности внутреннего социально-политического развития.