Восточные славяне накануне государственности

П.Н. Третьяков опирался также на реконструкции А.А. Шахматова, согласно которым в летописных сводах, предшествовавших ПВЛ, полочане отсутствовали. Здесь, однако, надо иметь в виду, что все известия о полочанах приходятся на этногеографическое введение к ПВЛ, которое отсутствует в Новгородской I летописи (далее – НПЛ), отразившей, по Шахматову, Начальный летописный свод конца XI в. Соответственно, оно осталось за бортом шахматовских реконструкций. Однако, во-первых, вопрос о времени появления в летописях текста этногеографического введения (а начало НПЛ можно рассматривать и как выжимку из оного), а равно и о соотношении ПВЛ и НПЛ в целом дискуссионен, а во-вторых, даже если в летописи этногеографическое введение впервые было вставлено в начале XII в. при составлении ПВЛ, то из этого никак не следует, что оно было написано именно в то время. Вполне возможно, что изначально оно существовало как самостоятельный памятник, впоследствии включённый в летописи (Кузьмин 1977: 296–326).

Главные тезисы П.Н. Третьякова представляются мне неубедительными. Летописцы, вопреки мнению учёного, нигде не смешивают древние славянские «племена» с новыми территориальными общностями[43], они чётко разделены на понятийном и хронологическом уровнях: вторые на страницах летописей со временем приходят на смену первым как общности нового порядка. Полян заменяют кияне, словен – новгородцы и т. д. Более того, летописец прямо говорит, что имя полочане происходит от реки Полоты, а не от города Полоцка (см. вышеприведённое летописное известие), что чётко указывает на «племенной», а не территориально-политический характер этого объединения.

Этнонимы, производные от гидронимов были распространены в славянском мире: вспомним вислян, бобрян, речан и т. д. Полоцк, очевидно, также получил своё имя по реке Полоте: «Полоцк, или Полотеск, – город, стоящий на реке Полоте; словообразование, подобное Торопцу от реки Торопы, Витебску – от реки Видьбы и т. д.» (Тихомиров 1956: 362. См. также: Нерознак 1983: 139). И уже от имени города Полоцка получили своё имя полочане как территориально-политическая общность XI–XIII вв. – жители Полоцка и его волости (впервые полочане в таком качестве упомянуты в ПВЛ под 1092 г.: ПСРЛ. I: 215).

Прямую аналогию находим на берегах Западного Буга: от имени этой реки прозвалось, согласно летописцу, «племя» бужан (ПСРЛ. I: 11; ПСРЛ. II: 8), от него же произошло название города Бужска (Тихомиров 1956: 322; Нерознак 1983: 30–31), по имени которого, в свою очередь, назывались впоследствии жители города и его волости как нового территориально-политического объединения. Таким образом, старое «племенное» и новое территориально-политическое наименования совпали через посредство городов, названных по рекам, от которых произошли и соответствующие древние «племенные» имена. Никакой путаницы «племенных» и «территориальных» наименований, вопреки П.Н. Третьякову (Третьяков 1941: 36; 1953: 223), ни в случае с полочанами, ни в случае с бужанами в летописи нет.

Также в параллель истории этниконов полочане и бужане может быть поставлена история имени волыняне. Оно изначально было образовано подобно таким славянским этнонимам, как поляне («жители поля»), древляне («жители лесов») и т. д. – от местности проживания. Волыняне – «жители низины/долины/равнины» (от слав. *vоlynъ/ь – «долина/равнина/низина») (Трубачев 1994: 13–14). От местности же, видимо, произошло и название города Волынь. Правда, в отличие от Полоцка он не стал центром волости, уступив первенство Владимиру-Волынскому, основанному князем Владимиром в качестве опорного пункта киевской власти в противовес Волыни как древнему местному центру. Соответственно, потомки волынян в XI–XIII вв. обычно именуются в летописях «владимирцами», но поскольку название земли Волынь сохранилось (ПСРЛ. I: 199), один раз её и Владимира жители обозначены в Ипатьевской летописи как «волынцы» (ПСРЛ. II: 741).

По мнению А.Н. Насонова, «одно «княжение» у кривичей было на Полоте, а другое – в Смоленске; полочане – тоже кривичи. Составитель «Повести временных лет» именно так понимал дело… Также понимал дело и его киевский продолжатель» (Насонов 1951: 145–146). А.Н. Насонов ссылается при этом на летописное известие о кривичах как «первых насельниках» Полоцка и именование полоцких князей кривичскими, а Полоцкой земли «Кривичами» в XII в.

Л.В. Алексеев в книге о домонгольской Полоцкой земле, приведя летописные данные о проживании в верховьях Западной Двины кривичей и полочан, констатировал, что «соотношение кривичей и полочан остаётся загадкой» (Алексеев 1966: 54), помочь разгадать которую, по мнению учёного, способно привлечение археологических данных (Алексеев 1966: 54). Учёный сопоставил курганы Полотчины и Смоленщины и констатировал значительное сходство между ними в погребальном обряде и наборе украшений, но отметил и некоторое своеобразие полоцких курганов: малое количество и бедность украшений, своеобразие височных колец, отсутствия ряда характерных для Смоленщины предметов.