Восточные славяне накануне государственности

Гораздо логичнее объяснение Е.С. Галкиной, предположившей на основе анализа своеобразия формы этого этнонима в письме Иосифа и сопоставления его с наименованием славян в арабской традиции, что перед нами «эндоэтноним, непосредственно перенятый хазарами от одного из народов Поволжья» (Галкина 2006: 340; 2006б: 380). И таким народом могла быть только какая-то группа потомков именьковского населения, а сам этот эндоэтноним должен был звучать близко к форме словене. Объяснений присутствию этого названия в Х в. может быть несколько: оно могло быть связано с проживавшими в регионе потомками именьковцев, могло сохраниться в качестве названия территории, на которой они некогда жили, могло относиться к какому-нибудь местному «племени», перенявшему название «именьковцы» и т. д.

Г.И. Матвеева отметила ряд черт, сближающих «словенскую» пражскую и именьковскую культуры: «Нельзя не заметить общих черт погребального обряда именьковской и пражско-корчакской культур. Те же сравнительно небольшие размеры могильных ям, то же сожжение умерших на стороне, та же бедность погребального инвентаря… Особенно показательно отсутствие в именьковских погребениях этноопределяющих женских украшений, которые присутствуют почти в каждом женском захоронении балтов и финно-угров… Типично именьковских украшений вообще не существовало, как не было их у всех славянских племён вплоть до VIII века… Поселения именьковской культуры, как и все славянские, располагались группами – «гнёздами». Как и у племён пражско-корчакской культуры, основным типом жилищ у именьковцев были полуземлянки квадратной формы… Можно отметить черты именьковской керамики, общие с керамикой других славянских культур» (Матвеева 2004: 75–76).

Пражская культура, как показано в работах В.В. Седова и И.П. Русановой, имеет истоки в полиэтничной пшеворской общности, в рамках которой проживали германцы, славяне и кельты (Русанова 1976: 201–215; 1990; Седов 1994а: 166–200; 2002: 97—125). Г.И. Матвеева обратила внимание на близость ряда элементов именьковской культуры с теми, которые были характерны для славянского населения пшеворской культуры: «О славянской принадлежности именьковских племён свидетельствует их погребальный обряд. Выше уже была отмечена его близость к обряду безурновых захоронений пшеворской культуры, которые В.В. Седов считает славянскими, в отличие от урновых, принадлежавших германцам. Совпадает топография могильников, форма, глубина и размеры могильных ям, размещение кальцинированных костей в могиле, наличие сосудов и их фрагментов в погребениях, бедность погребального инвентаря и его основные категории. Общим является обычай бросать вещи в костёр и умышленно ломать их перед помещением в могилу» (Матвеева 2004: 75).

Подводя некоторые итоги размышлениям об этнонимии именьковцев, можно сказать следующее: выводы о том, что какие-то группы именьковского населения именовались словенами и северянами, являются вполне допустимыми. Дать какое-то иное убедительное объяснение упоминанию народа С.л. виюн в письме хазарского царя Иосифа, четко локализующего его в Среднем Поволжье, едва ли возможно. Точно так же иначе затруднительно объяснить упомянутый там же поволжский этноним С.в. р, который оказывается как бы «лишним» – сувары названы в том же перечне поволжских народов. Если верна гипотеза В.В. Седова о генетической связи именьковской и волынцевской культур, то можно говорить и о том, что именно с миграцией именьковцев связано появление этого этнонима, вытеснившего древнее местное имя анты, в регионе днепровского левобережья.

Глава III. Кривичи

I. О соотношении летописных «кривичей» и «полочан»

Согласно ряду летописных известий, регион верховьев Западной Двины с городом Полоцком входил составной частью в обширный ареал славянского этнополитического объединения кривичей:

– в легенде о призвании варягов в Повести временных лет (далее – ПВЛ) сказано, что «первии наследници… въ Полотьске Кривичи» (ПСРЛ. I: 20; ПСРЛ. II: 14), а поскольку кривичи участвовали в призвании Рюрика, то он посадил в городе одного из своих мужей (ПСРЛ. I: 20; ПСРЛ. II: 14);

– под 1127 г. летописи, повествуя о походе киевского князя Мстислава Владимировича на Полоцкую землю говорят: «Посла князь Мьстиславъ съ братьею своею многы [на] Кривичи четырьми путьми» (ПСРЛ. I: 297; ПСРЛ. II: 292);

– в Ипатьевской (под 1140 и 1162 гг.: ПСРЛ. II: 304, 521) и Воскресенской (под 1129 и 1162 гг.: ПСРЛ. VII: 28, 76) летописях полоцкие князья названы «кривичскими».

В то же время, согласно другим летописным пассажам, в указанных местах проживало другое славянское «племя» – полочане. Всего в ПВЛ полочане упоминаются трижды.