Восточные славяне накануне государственности

Главной причиной отказа В.В. Седова от своей старой гипотезы стало то, что он нашел ей замену, выдвинув на место имени северяне этноним русь. Он, согласно поздним работам В.В. Седова, проделал все те путешествия, которые ранее исследователь приписывал северянам. Опираясь на работы лингвистов – сторонников иранской (Абаев 1973: 435–437) и индоарийской (Трубачев 1993) версий происхождения этого имени, ученый высказал предположение о том, что оно было наряду с другими иранскими этнонимами усвоено славянами в период славяно-иранского этнокультурного симбиоза в рамках черняховской археологической культуры. Затем в ходе гуннского нашествия русы мигрировали в Среднее Поволжье, откуда в конце VII – начале VIII в. переместились на юго-запад, став основой волынцевской культуры. Таким образом, эндоэтнонимом именьковцев, согласно поздним работам В.В. Седова, было имя русь, а волынцевскую археологическую культуру он отождествил с Русским каганатом письменных источников (Седов В.В. 1998; 1999: 50–82; 2002: 255–295).

Ну а поскольку для именьковцев нашлось новое предположительное имя, то старое оказалось «лишним», и В.В. Седов как бы разграничил русь и северян, проживавших в одном регионе: первое было именем пришельцев, а второе – местного населения.

Наиболее весомым аргументом в пользу концепции В.В. Седова об отождествлении Русского каганата письменных источников с волынцевской археологической культурой является установленный им факт совпадения территории Русской земли «в узком смысле» (о ней см.: Тихомиров 1979; Насонов 1951: 28–68; Рыбаков 1953: 23—104; 1982: 56–67; Кучкин 1995), очерченной по летописным данным, с территорией волынцевской археологической культуры (Седов 1999: 77–80; 2002: 269–272). Вполне соответствует источникам и регион, в который помещает Русский каганат В.В. Седов – древнейшие из них локализуют его на юго-востоке Европы (Рыбаков 1982: 172–234; Галкина 2002: 63—138; 2006б: 202–270). Только там его можно помещать и в связи с титулованием правителя этой политии каганом, титулом, считавшимся наивысшим у народов евразийских степей: только в этом регионе были понятны его смысл и значение. В этой связи локализации Русского каганата где-то на севере (на острове Рюген, в Скандинавии, в Ладоге, на Городище, в Верхнем Поволжье и т. д.) безосновательны – титул «каган» просто не мог там закрепиться, так как не имел в этом регионе никакого смысла, будучи чем-то вроде «герцога» в Китае.

И тем не менее позиция ученого является достаточно проблематичной и вызывает вопросы (Галкина 2002: 36–37, 225):

– В.В. Седов не произвел сопоставления погребального обряда русов с каганом во главе, который описан в арабских источниках (захоронение по обряду ингумации в «могиле наподобие большого дома»), и волынцевской культуры (трупосожжение).

– Ученый не объяснил, почему на территории Русского каганата (если это волынцевская культура), вступившего в борьбу с Хазарией, отсутствуют укрепленные поселения, что говорит о мирной жизни волынцевцев. Более того, носители салтовской (хазарской, по В.В. Седову) и волынцевской культур, судя по археологическим данным, достаточно активно общались, причем волынцевская культура находилась под серьезным влиянием более развитой салтовской.

– Трактуя находимые на юго-востоке Европы «варварские подражания» арабским дирхемам как монеты Русского каганата (Седов 1999: 75–76; 2002: 289–293), В.В. Седов за счет нумизматических находок существенно расширяет границы гипотетического Русского каганата на восток в сравнении с ареалом волынцевской культуры и размещает центр монетного производства вдали от основной территории культуры. В результате «монетный двор» волынцевской культуры оказывается фактически отрезан от ее центра вражескими (хазарскими) крепостями. Разумеется, такое было бы совершенно нереально.

По этим причинам согласиться с концепцией Русского каганата В.В. Седова мы не можем. Более перспективной, на наш взгляд, является позиция украинского археолога Д.Т. Березовца, отождествившего Русский каганат с салтово-маяцкой археологической культурой, а русов древнейших источников с ее носителями – североиранским этносом, родственным аланам (Березовец 1970). Ныне эта концепция нашла свое детальное обоснование и развитие в работах Е.С. Галкиной (Галкина 2002; 2006: 385–441), причем, по мнению исследовательницы, в состав Русского каганата входили и славяне-волынцевцы, чем и объясняются их мирные и весьма тесные взаимоотношения с салтовцами, фиксируемые по археологическим данным (Галкина 2002: 309–328; 2006: 427–434).