Восточные страсти

Улыбка Толстого Голландца слетела с его губ, и голос вдруг стал металлическим.

— А я никогда не берусь за дело, в котором есть риск, — холодно произнес он. — И всеми своими скромными достижениями, милый мой Чарльз, я обязан тому, что неукоснительно следовал этому правилу.

Голландец незамедлительно приступил к осуществлению плана. Сам же Чарльз отправил послания капитанам тех клиперов «Рейкхелла и Бойнтона», что стояли в различных портах Востока. Всем давалось указание безотлагательно сниматься с якоря и брать курс на Джакарту.

Тем временем Голландец закупил в огромном количестве черный перец у местных яванских плантаторов и заплатил, как всегда, достаточно щедро, если не считать десятипроцентной скидки, которую он потребовал за размеры сделки.

Чарльз наконец-то начал постигать поразительные методы, которыми пользовался этот человек. Десять процентов были совсем не маленькой суммой, и Голландец уже приступил к наращиванию прибылей, которые впоследствии должны достаться ему и его компаньонам.

Через двадцать четыре часа первые фургоны стали появляться на складах Голландца в районе морского порта в Джакарте, и тюки с перцем разгружались под бдительным оком вооруженных ножами охранников.

Семьдесят два часа после того, как схема была запущена в действие, первый из клиперов, бороздящих моря под Древом Жизни — знаменем «Рейкхелл и Бойнтон», — бросил якорь в гавани джакартского порта.

Теперь Голландец был готов к самой деликатной части операции. Трое высокопоставленных голландских чиновников были приглашены на ужин в его имение в окрестностях Джакарты. Это были комиссар по торговым делам Голландской Ост-Индии, его заместитель и личный адъютант генерал-губернатора. Об уважении, которым пользовался Толстый Голландец среди своих соотечественников, свидетельствовало то, что все трое ответили на приглашение утвердительно.

Не составило большого труда расположить почетных гостей к уютному отдыху. Целый легион девушек-рабынь, которые по этому случаю надели шелковые юбки, сделали макияж и даже выкрасили соски, был приведен в боевую готовность. Голландский джин, поставлявшийся на остров крайне нерегулярно, на сей раз лился рекой, угощения были под стать королевскому столу — прислуга Голландца подносила гостям изысканнейшие блюда одно за другим. Были представлены деликатесы фактически всех островов Голландского архипелага, и на то, чтобы разделаться со всем изобилием, у гостей ушло несколько часов.

Наконец, один за другим, гости стали подниматься наверх с теми девушками, которых они себе выбрали.

Чарльз отметил для себя, что Голландец ни словом не обмолвился о той услуге, о которой он собирался просить джакартских чиновников. По-видимому, он решил ничего не предпринимать до завтрашнего утра, до того момента, когда вдоволь отдохнувшие соотечественники смогут умять обильный завтрак. Тогда, и только тогда, он даст им понять, что был бы весьма им признателен за временное эмбарго на продажу и экспорт черного перца.

Толстый Голландец изловчился в благородном искусстве получать желаемое от людей, занимающих высокие кресла. Вся затея удалась на славу. И как предполагал Голландец, чиновники из Джакарты выразили полную готовность содействовать плану. Было признано, что рынок перца сейчас задыхается от переизбытка предложения, и эмбарго будет способствовать умиротворению ценовых потрясений. И в один и тот же день скупщики перца из Англии, нескольких стран Европы и из Соединенных Штатов, находившиеся в то время в Джакарте, были потрясены, узнав, что в соответствии с новым законом, введенным в полдень генерал-губернатором, закупка и приобретение перца строжайшим образом запрещались, а все запасы приправы, которые были востребованы ранее, предписывалось вывезти с Явы в пределах последующих четырнадцати дней. По истечении этого срока правительство намеревалось приступить к конфискации. Отсрочка в две недели, как сообщил Чарльзу в частном порядке Голландец, предоставляла кораблям «Рейкхелл и Бойнтон» возможность без лишней суеты покинуть гавань джакартского порта.

— Какую цену ты думаешь запросить за перец в Англии, Чарльз? — поинтересовался Голландец.

Чарльз задумался.

— Я толком еще не решил, — ответил он. — Но пока склоняюсь к тому, чтобы утроить цену с десяти гиней за сто фунтов до тридцати гиней.

Голландец сокрушенно покачал головой.

— Ты меня разочаровываешь, дружок, — промолвил он. — Я-то думал, что у тебя повадки настоящей акулы, но ты, к моему глубокому сожалению, их, похоже, лишен. Ты можешь требовать и спокойно получить любые деньги за наш товар.

— Вполне возможно, — сказал Чарльз, — но мне не хотелось бы обидеть постоянных клиентов слишком резким повышением цены.

— Чепуха! — взревел Голландец и с такой силой ударил по ручке плетеного кресла, что два оказавшихся поблизости попугая прекратили гоготать и испуганно уставились на него маленькими глазками-бусинками.