Восточный фронт адмирала Колчака

Последние требовали беспрепятственного пропуска их эшелона через Вятку на запад, а местное начальство распорядилось матросов с «белогвардейского» фронта не выпускать и даже принудить их снова возвратиться обратно для защиты «завоеваний пролетарской революции». Против непокорных дезертирующих с фронта матросов выставлены были повсюду пулеметы и орудия, а по боковым путям железнодорожного узла курсировали бронепоезда. Это новое обстоятельство грозило полным срывом дальнейшего путешествия Светланова в сторону Урала, где, по-видимому, уже определился антибольшевистский фронт, против которого посылались из Петрограда и Москвы наскоро набранные части будущей Красной армии.

Суматоха на Вятском вокзале продолжалась довольно долгое время, и только когда уже совсем стемнело и люди, видимо от дневного напряжения, изрядно утомились, наступило некоторое успокоение. Слух прошел о том, что столкновения не произошло и обе стороны договорились о совместной обороне Вятского железнодорожного узла на случай, если «гидра контрреволюции осмелится поднять здесь свои головы»… В Пермь можно было проникнуть лишь на одном из отправлявшихся туда латышских эшелонов, получить пропуск для проезда с которым представляло большие трудности.

Сначала на всякую попытку получить легальное разрешение на этот проезд получался решительный отказ. Желание ехать в сторону явной опасности вызывало даже сугубое подозрение в политической неблагонадежности просителей. Долго бы продолжалось это мытарствование по различным комиссарам, открывшим тут же на вокзале свои канцелярии, если бы одна из сестер милосердия не научила, к «кому обратиться»… В третий раз за короткий промежуток времени в руках Светланова зашелестели «хрустящие романовки», и за 25 рублей один из комиссаров-еврейчиков выдал бумажку, по которой открывалось право ехать с латышским поездом в одном из полупустых товарных вагонов.

Среди набравшихся, очевидно, так же «протекционным» порядком, в этот вагон людей не видно было ни одного лица, которому можно было довериться ни на слове, ни на деле. Приходилось зорко смотреть за своим багажом. Чтобы сохранить от пропажи вещи, пришлось положить их все в одну общую груду и разместиться на них, как на сиденьях. В противном случае при ночной езде в неосвещенном вагоне можно было бы недосчитаться многих отдельных пакетов и даже чемоданов.

Путешествие это было чрезвычайно неприятно и тягостно. Помимо удрученного общего настроения, вызванного крайними неудобствами томительной поездки в грязном, вероятно, только что перевозившем лошадей или интендантский скот вагоне, пришлось немало наслушаться также циничной «словесности» и ругани в самой неприкрытой форме по адресу все тех же злосчастных «буржуев» и других «врагов народа»… Семья Светланова, несмотря на крайнюю усталость, почти не сомкнула глаз до самого рассвета. Все мерещилось, что вот-вот произойдет какое-то несчастье, встретить которое в сонном виде было бы как-то особенно жутко. Собственно говоря, в этой обстановке все находились во власти слепого случая и дикого произвола. Можно было ожидать самых крайних насилий в любой момент, тем более что «белогвардейский фронт» был где-то совсем недалеко и со стороны его могли быть всякие для «товарищей» неожиданности, включительно до крушения поезда. В последнем случае могли пострадать и все невольные пассажиры латышского эшелона.

В этой нервной и напряженной обстановке перед самым почти рассветом, среди полной темноты совершенно ничем не освещенного вагона, вдруг раздался душу раздирающий крик одного из пассажиров. Этот крик подхватили еще несколько голосов, и в первую минуту нельзя было ничего понять – что и с кем в этот момент приключилось… Среди темноты в вагоне началась какая-то сильная возня. По отдельным возгласам боровшихся нескольких людей можно было уловить весьма злобную ругань по адресу какого-то вора, забравшегося в чей-то карман и вытащившего кошелек с деньгами и документами. Всеобщее возбуждение в вагоне возросло, так как обокраденными оказались многие лица. Наскоро зажженные свечи осветили трагикомическую картину внезапного ночного происшествия. Несколько человек вцепились руками за шиворот какого-то субъекта и нещадно били его по чем попало. Избиваемый издавал дикий гнусавый вой. Из зубов и носа у него сочилась кровь. Он молил о пощаде, обещая вернуть все, что он успел вытащить за эту ночь из карманов своих не только близко расположившихся от него соседей, но и тех, которые находились в совершенно другом конце вагона… Какова дерзость и ловкость «оперирования» среди глубокой ночной темноты!