Восточный вал

«Эти кретины – комендант замка и адъютант Гиммлера, опять испортили весь спектакль! – возмутился про себя штурмбанфюрер Скорцени, подзадержавшись и пропуская Кальтенбруннера вперед. – Не способные понять истинности замысла, они постоянно выбивают Зомбарта, а заодно и меня из роли. Что в корне недопустимо. В корне!».

– Идите в комнату ожидания, мой фюрер, – обратился он к Зомбарту, без какой-либо иронии произнеся это «мой фюрер».

– Вы объясните мне, пожалуйста, что я должен делать.

– Ждать, – как можно терпеливее и вежливее, объяснил обер-диверсант. – Придет время, и вас пригласят, мой фюрер.

– Но как я должен вести себя при этом?

– Никогда впредь не задавайте мне подобных вопросов, дьявол меня расстреляй. Мало того, сами никогда не задавайтесь подобными вопросами. Вы всегда и везде должны вести себя, как подобает фюреру, – привел его Скорцени в изумление своим ответом. – Только, как подобает фюреру.

– Но ведь вы же видели, как отреагировал на мою внешность Кальтенбруннер.

– Потому что вы не вели себя, как подобает фюреру, вы попросту растерялись.

– Передо мной стоял сам Кальтенбруннер.

– Это Кальтенбруннер стоял перед вами, мой фюрер, а не вы перед Кальтенбруннером, что имеет принципиальное значение.

– Но не тогда, когда он начал хвататься за кобуру.

– Напомню, что хвататься за кобуру он начал только тогда, когда понял, что перед ним человек, выдающий себя за фюрера. Только тогда. И потом, это ведь… Кальтенбруннер. В рейхсканцелярии нет такого человека, который бы не видел, как Кальтенбруннер хватается за кобуру, но и нет человека, который бы когда нибудь стал свидетелем того, что он когда-либо стрелял. Хотя бы в мишень.

– Вы правы, Скорцени, я основательно растерялся, и даже струсил.

– Я тоже растерялся, – признал Скорцени, – и вмешался слишком поспешно. Не дал вам возможности поставить этого обергруппенфюрера на место. Так что в этом срыве «спектакля» просматривается и моя ошибка, признаю.

– Вы не должны признавать своих ошибок, Скорцени. Вы – герой нации, самый талантливый диверсант мира.

– К тому же я совершил еще одну ошибку, – не обращал внимания на его подобострастие Скорцени. – Дело в том, что я поставил в известность о появлении лжефюрера только Гиммлера, но забыл при этом о Кальтенбруннере.

– Вы признаете свои ошибки, Скорцени?! – вдруг резко изменил свое восприятие Имперская Тень. – Это так необычно и так мужественно! Я тронут этим вашим признанием.

Выслушивая это, Скорцени недовольно морщился.

– А вот мне ваши слюни, Зомбарт, ни к чему, – сухо осадил он лжефюрера. – Абсолютно ни к чему, слюни эти ваши. Впредь ни перед кем не тушуйтесь и ведите себя только так, как обязан вести себя Гитлер. Вам все ясно, мой фюрер?

– Я всегда буду предан вам, господин штурмбанфюрер, – не сбил Зомбарта с толку суховатый, резкий тон Скорцени. – В этом вы можете не сомневаться.

– Если же вы нарушите данный мне только что «обет верности», я не стану артистично хвататься за кобуру, как это делает Кальтенбруннер. Я сначала пристрелю вас, а уж затем схвачусь за кобуру, чтобы припугнуть.

– Вам не придется пугать меня. Я никогда не нарушу данный мною обет, Скорцени.

– Не представляю себе человека, который бы решился на такую глупость.

12

Увидев перед собой чудовище с изуродованным лицом, Штубер поневоле вздрогнул и отшатнулся.

– Не вы первый реагируете на мое появление таким вот образом, господин гауптштурмфюрер, – молвило чудовище.

– Стоит ли удивляться, – непроизвольно как-то пробормотал барон, до этого часа считавший себя человеком с железными нервами, которого уже невозможно чем-либо поразить.

– Вынужден разочаровать: перед вами вовсе не привидение подземной «СС-Франконии», а всего лишь унтерштурмфюрер СС Фридрих Крайз, начальник «Лаборатории призраков».

– То есть не привидение, а начальник привидений, – не мог Штубер отвести взгляда от мясистых пепельно-кровавых шрамов Фризского Чудовища.

– Остроумно, – сдержанно признал Крайз.

– А я – заместитель коменданта «Регенвурмлагеря». И интересует меня, прежде всего, ваша лаборатория.

С высоты своего громадного роста Крайз придирчиво осмотрел Штубера, словно пытался выяснить, насколько тот подготовлен к зрелищу, которое может открыться ему.

– Слышал, что вас называют «величайшим психологом войны» и собирателем коллекции «неповторимых воителей ХХ века».

– Такие слухи достигли даже «СС-Франконии»?!

– Поудивляйтесь, гауптштурмфюрер.

– Мне о вас тоже кое-что известно, Крайз. Однако «Лаборатория призраков» все же представляет для меня куда больший интерес.

– Имеете в виду технологию сотворения зомби, являющуюся высшей тайной лаборатории, а теперь уже и рейха?

– Вы ведь сами изволили назвать меня «психологом войны». Так оставайтесь же логичным. Для меня важно познать сущность уникумов, которых вы дарите «СС-Франконии». Кстати, я тоже доставил сюда одного из подобных уникумов, бывшего семинариста, скульптора-христосотворителя. Думаю, вам будет интересно пообщаться с ним.

– Действительно, мы об этом почему-то не подумали, – вдруг оживился фон Риттер. – Ну-ка, позовите сюда этого вашего гиганта.