Восточный вал

И Скорцени вновь убедился в том, что подземный лагерь СС стал для Гитлера спасительным миражом; и что, как всегда, когда фюрер непомерно увлекается какой-либо, порой совершенно незначительной, идеей, он начинает слишком преувеличивать, почти идеализировать ее значение.

И все же Отто не склонен был сомневаться в искренности и мудрости фюрера, а тем более – в способности превратить «Регенвурмлагерь» в неприступную подземную цитадель СС. Вопрос заключался лишь в том, успеет ли Гиммлер превратить ее в нечто жизнеспособное, и сумеет ли сам фюрер сохранить к ней интерес до тех пор, когда гарнизону «Регенвурмлагеря» и в самом деле придет пора вступать в бой.

– Мы устоим, мой фюрер, дьявол меня расстреляй.

– Мы будем рассчитывать на вас, Скорцени.

– Кстати, именно здесь, в подземельях «СС-Франконии», на передовой линии «Восточного вала», следовало бы ввести в бой части русских добровольцев. Отборные части белых русских офицеров, а также власовцев, давая им при этом понять, что это их последний рубеж, при оставлении которого их не станут щадить ни мы, ни большевики.

Молвив это, Скорцени вдруг вспомнил о русском диверсанте Беркуте, о котором лишь совершенно недавно, в телефонном разговоре, напомнил ему Штубер. Опыт коменданта большого дота смертников пришелся бы ему здесь как нельзя кстати.

– Части русских? – по-крысиному повел усиками фюрер. – На ударных позициях «Восточного вала»? Чтобы они открыли породненным славянским ордам путь на Берлин?

– Речь идет об отборных подразделениях, мой фюрер. Уже сейчас мы используем многих русских и в боях, и в проведении диверсий. Есть решение создать полноценную русскую армию генерала Власова. Среди прочего уже сейчас следует сформировать отдельный диверсионно-разведывательный полк. Подразделения его вначале вступили бы в бой при подходе русских и польских войск к Одеру, а затем ушли в подземелье, чтобы вместе с моими коммандос развернуть там диверсионно-партизанскую борьбу. Такие смешанные германско-русские отряды уже прекрасно зарекомендовали себя, в частности, в Украине. Один из них сражался под командованием известного вам гауптштурмфюрера барона фон Штубера.

Если фюрер и не стал возражать, то, очевидно, потому, что это говорил Скорцени, возражать которому фюрер то ли не решался, то ли попросту не привык. Он лишь молча, вопросительно обвел взглядом присутствующих.

– Могу сказать о русских летчиках, мой фюрер, – неожиданно поддержал обер-диверсанта Геринг. – Среди них немало великолепных асов, как, например, Герой Советского Союза капитан Антилевский[38].

– Герой Советского Союза? – иронично переспросил Гитлер. – Героем Великогерманского рейха он еще не стал?

– Но уже отмечен железным крестом, – к чести рейхсмаршала, замечания Гитлера, порой даже самые острые, редко сбивали его с толку. – Напомню, что он, как и многие другие русские пилоты, прекрасно зарекомендовал себя в боях на Западном фронте, прикрывая с воздуха позиции «Атлантического вала».

– На которых, как известно, сражалось также немало русских рот и батарей, – подтвердил Гиммлер, и это уже похоже было на очередной «штабной заговор» генералов. Ведь присутствовавшим было прекрасно известно, что до сих пор фюрер решительно выступал против создания отдельных русских частей, не говоря уже о самостоятельной Русской освободительной армии. А если и соглашался на службу отдельных русских добровольцев в германских частях, то лишь в виде исключения и в основном во вспомогательных подразделениях. Но точно так же всем, в том числе и самому Гитлеру, уже было ясно, что отношение к присутствию в Германии десятков тысяч русских – различной судьбы и политической ориентации – пора менять.

– В частности, можно было бы создать несколько сугубо русских эскадрилий, – вновь заговорил Геринг, поняв, что поддержка Гиммлера, не говоря уже о Кейтеле, который давно готов был использовать «русский материал» для латания кадровых дыр вермахта, ему обеспечена. – Я мог бы передать Власову часть рабочих и технического персонала, занятых ныне на аэродромах и во вспомогательных частях люфтваффе[39].

– Они вам больше не нужны? – въедливо поинтересовался Гитлер, удивленный подобной щедростью.

– Но еще нужнее – русские эскадрильи. Пусть, в конце концов, русские сражаются против русских. Пусть радиоэфир всего Восточного фронта покроется сплошным русским матом. Сплошным… русским. Я хочу дождаться этого дня, зная, что отныне не буду терять своих парней. Или, по крайней мере, буду терять их значительно меньше.

– Убедившись, что в русском вопросе генералитет буквально восстал против него уже давно сформировавшимся за его спиной заговорщицким «Восточным валом», Гитлер устало перевел взгляд на Геббельса.

– О «комиссарах» в этих русских частях добровольцев мы тоже позаботимся, – по-своему воспринял тот свою историческую миссию в деле формирования власовской армии. – Русские довольно легко поддаются идеологической обработке, поскольку, в отличие от представителей многих других народов, приучены слепо верить своим руководителям и безоговорочно подчиняться им.