Вор искоса наблюдал, как гур-Доресы, пятно черноты в море пастели и золота, передвигаются в угол. Никто их не задерживал, но никто и не заговаривал. Словно они находились в зале в одиночестве. «Зато все деликатесы – для них, – промелькнула в его голове ироничная мысль, – поскольку стол, к которому они подойдут, сразу же опустеет». Но на самом деле они были неважны – им просто предназначили роль униженной жертвы и трофея. Так воспринимали вождей разбитых варварских племен, когда их, закованных в цепи, проводили через город и приказывали наблюдать за триумфом победителей. Гур-Доресы могли лишь смотреть, как власть в Понкее-Лаа ускользает из их рук. Но они оставались лишь забавой, острой приправой. Альтсин же ожидал главного блюда.
Эвеннет-сек-Грес заявился последним, и Альтсин поставил бы все, что посчастливилось ему украсть за все годы своей жизни, на то, что именно так и было запланировано. Благодаря этому его приход не остался незамеченным; более того, тишина, которая установилась в миг, когда дворянин переступил порог, оказалась даже глубже той, что сопутствовала входу гур-Доресов. Однако она имела совершенно иной привкус. Так Терлехи и Виссерины приветствовали своего героя. Когда молодой барон задержался на входе, почти все, начиная с графа и заканчивая слугами, поклонились в его сторону.
Альтсин стоял в тени и наблюдал. Барон казался моложе своего настоящего возраста. Как вор слышал, было Эвеннету двадцать пять, хотя на первый взгляд ему могли дать не больше двадцати. Голубые глаза, светлые волосы, сплетенные в небрежную косицу, длинные узкие ладони. К тому же худощавая фигура и – как сделалось ясным, когда он двинулся в сторону графа, – движения танцора или умелого фехтовальщика. Ну и одежды: снежно-белая шелковая рубаха, атласные штаны и высокие сапоги из окрашенной в жемчужную белизну кожи. Золотой пояс, пуговицы и пряжки на сапогах. Белизна и золото – символ, если вор хорошо разбирался в обычаях Высокого города, простоты, искренности и отваги. Никакого видимого оружия.
Приветствие с графом было коротким, сердечным и мужским. Сильное пожатие ладони, широкая улыбка. Гордый отец, здоровающийся с сыном, вернувшимся из удачного военного похода, – или благодарный сюзерен, дающий пир в честь славного вассала. Альтсин, грешным делом, надеялся на рев труб или каких иных инструментов, что должно было бы оттенить образ. Не дождался, хотя пиры в Высоком городе служили достойной оказией как для встреч, еды и питья, так и для театральных представлений. Каждая подробность – от наряда до скорости перемещения гостей, глубины поклона и широты улыбки – несла информацию и имела значение. Говорили о месте в иерархии. Вору было интересно, в какой очередности приглашенные станут подходить к столам. Как в стае диких псов? С вожака и до самой паршивой дворняги? И где в таком случае место капитана миттарской галеры? В самом конце, когда уже все тарелки опорожнены? Он не намеревался вылизывать остатки соусов и, проклятие, не собирался стоять в углу всю ночь, дожидаясь знака баронессы.
Несмотря ни на что, следующий час Альтсин провел, продолжая осматривать зал. Если и существовала освященная традицией очередность толкотни над тарелками, то, увы, ему не удалось ее уразуметь, зато, похоже, союз графа с Арольхом Виссерином не был еще крепок, поскольку, несмотря на похлопывания по спинам и театрально громкие взрывы смеха, за час обе группы так и не перемешались. И он нигде не видел одинокого представителя Виссеринов, окруженного родственниками графа, – и наоборот, Терлехи как огня избегали долгого пребывания с глазу на глаз с Виссеринами. Обе группы удерживали дистанцию, как две незнакомые друг с другом рыбьи стайки, которые случайно попали в один залив.
Единственным исключением был Эвеннет-сек-Грес. Барон кружил по залу свободно, от группки к группке, тут заговорил, там пошутил, в другом месте – улыбнулся и обменялся рукопожатием. Мужчины глядели на него с удивлением, женщины же – с тем вниманием, что обещало ночи, наполненные страстью. Альтсин должен был несколько раз напомнить себе, что слишком долго смотреть на кого-то – это притягивать внимание наблюдаемого. Тогда он отводил взгляд от барона и с демонстративным интересом озирался.
Наконец Дарвения Левендер подошла к нему, шелестя шелками.
– Не пренебрегайте гостеприимством графа, капитан, – защебетала она. – Я прошу попробовать дары моря, бо́льшая часть из них еще утром плавала в океане.
И, понизив голос, пробормотала:
– Люди начинают о тебе спрашивать. Ты бросаешься в глаза, торча здесь, как столп. И не таращись так на барона.
– Какие-то конкретные пожелания? – Альтсин слегка улыбнулся для наблюдателей и направился к столу.
– Избегай проблем и дожидайся моего знака.
Она оставила его у блюда, наполненного королевскими креветками, и поплыла куда-то в глубь зала. Альтсин потянулся за тарелкой, положил себе несколько штук, залил соусом. Глянул вправо-влево и, наблюдая за остальными гостями, использовал для еды маленькую серебряную шпильку. Попробовал.