– Два года тому назад меня свалила болезнь. – Звякнул хрусталь, и граф подошел к вору с бокалом в руке. – Никто не мог мне помочь. Колдуны, жрецы, целители, даже те, кто пользует неаспектную магию, отступили. А я перепробовал все. Есть такие болезни, что выглядят как приговор Великой Матери, которая жаждет как можно быстрее взвесить твою душу. Может, я бы даже и уступил ее воле, когда бы не то, как эта болезнь протекала. Пей.
Хрусталь холодил губы, а вино имело вкус темных гроздьев, созревающих под жарким солнцем. Несколькими глотками вор опорожнил бокал.
– Болезнь отбирала у меня… – дворянин заколебался, – меня. Понимаешь? Болезнь уничтожала не только тело, но и дух. Я мог бы вынести, что у меня трясутся руки, что я не могу удержать голову вертикально и что изо рта у меня течет слюна, однако просыпаться утром и не знать, кто ты такой, где ты, кто те люди, которые что-то тебе говорят? Я приказал самым доверенным слугам держать мое состояние в тайне, но всякое утро мне требовалось все больше времени, чтобы вспомнить наиболее важные вещи. А бывали дни, когда я не мог показаться никому, поскольку те же друзья, что нынче едят у меня с руки, отобрали бы у меня все накопленное, место в Совете и обрекли бы на пожизненное существование в каком-нибудь приюте для безумцев, увидь они меня тогда. А я даже не знал бы, что случилось.
Гнев графа был почти ощутим, и Альтсин и медяка бы не поставил на длительность его нынешнего союза с Виссеринами.
– И тогда однажды, почувствовав себя лучше, я отправился на ежегодное богослужение в Храм Реагвира. Я взглянул на Денготааг и услыхал голос Господина Битв. Прежде чем меня успели задержать, я дотронулся до клинка, а потом… вернулся домой. На следующее утро я проснулся без дрожи в конечностях и помнил все, включая кличку первого пони, на котором я ездил. Я оказался здоров.
Альтсин посмотрел ему прямо в глаза. Это были не глаза тупого фанатика – но глаза человека, который верил. События, случившиеся без малого год назад, женщина, прикованная к черному клинку, и смерть троих жрецов вернулись к Альтсину снова в воспоминаниях. Вор помнил, что Храм Реагвира быстро пришел в себя после потерь, мертвые иерархи выехали – официально – в путешествие, а в процессиях опять носили святой Меч. Интересно, что бы сказал граф, когда бы знал правду? Стал бы тогда дворянин в двадцатом поколении обращать внимание на судьбу какого-то бедняка, умирающего на божьем клинке? Скорее – нет.
– Видишь ли, парень… Я уже видел сек-Греса в схватке. Несколько раз. И в вашем поединке я бы поставил на него все свое богатство против пары старых башмаков. Но когда ты поднялся и сшибся с ним… Я видел Воителя… Понимаешь? Господина Битв, который в своем святом безумии сошел между нами. Ты победил его, потому что бог взглянул на тебя и одарил тебя своими силами. Именно потому ты уйдешь отсюда свободным и исчезнешь из города.
Альтсин открыл рот, но граф лишь ласково улыбнулся, положив ему палец на губы:
– Ничего не говори. Другого выхода нет. Я приказал объявить, что твоя рана оказалась смертельной и что ты умер через час после барона. Это снимет проблему мести Виссеринов. Но слишком много людей видели твое лицо, чтобы ты мог вернуться в Нижний город. Если кто-нибудь тебя узнает, даже случайно, – я сделался бы лжецом, а тебя захотели бы допросить.
Вор посмотрел ему в глаза и понял, что, не согласись он, останется лишь один выход: снять повязку и разбередить свежую рану.
– А баронесса? – спросил он.
– Какая баронесса? – Улыбка аристократа была такой же ласковой, а голос – таким же тихим.
Ну что же, Божья Коровка. Тебе следовало оставаться лишь распорядительницей приемов.
– Как только ты сумеешь встать – получишь коня, немного денег и исчезнешь из города, парень. Проклятие, я даже не знаю, как тебя зовут на самом деле. Нет, молчи. Только кивни, если ты все понял.
Альтсин кивнул, а граф улыбнулся снова и вышел.
Когда вор остался один, то понял, что судьба, которую запланировал для него дворянин, действительно не имела никакого значения.
Потому что, когда он закрывал глаза, под веками его появлялась долина, заполненная кровавой грязью.
И люди с оружием, друзья и товарищи, идущие за его смертью.
И Сила, бьющая со всех сторон.
И ярость сражения, горящая в венах.
И боль потери.
Он боялся.
Как никогда в жизни.
Объятия города