Восток, Запад и секс. История опасных связей

Потому-то проституция европейского типа – с уличными девицами и публичными домами – была практически неизвестна в Алжире, где у мужчин имелся совершенно иной способ утолять желания, помимо своих жен. С приходом французов картина изменилась. Они отменили рабство, но это, казалось бы, безусловно положительное новшество на деле означало, что многие бывшие рабыни в Алжире, “освобожденные” из гаремов, были вынуждены работать проститутками на новую французскую систему. Вот так освобождение! Французы понимали, что исламское сознание будет оскорблено видом мусульманок, обслуживающих мужчин-гяуров, и потому они обязали проституток жить в “особых кварталах”, отгороженных от остального североафриканского общества. Но это не помогло. “В глазах местных жителей”, заключала Таро, французский метод предоставления сексуальной разрядки солдатам и чиновникам “являл самую суть колонизации, так как попирал местные традиции, установления и общественные нормы”. Когда алжирские националисты создали Фронт национального освобождения и начали войну против французов, то проституция в том виде, в каком ее ввели французские власти, стала расцениваться как “телесный коллаборационизм”, и случалось даже, что в некоторые бордели, обслуживавшие французских солдат, бросали бомбы.

Французская открытка из Алжира. Ок. 1920. University of Minnesota Press

Точку зрения националистов – что проституция при французах стала специфически колониальным унижением – понять легко. Действительно, когда в 1946 году французы запретили и закрыли контролируемые публичные дома в самой Франции, то этот новый закон не распространился на североафриканские колонии на том основании, что они представляли собой “случай низшей цивилизации”, – разумеется, это было очередное оскорбление национальных чувств. Гораздо труднее провести моральную границу между традиционным сексуальным рабством, существовавшим в Северной Африке раньше, под властью Османской империи, и той проституцией европейского типа, которую принесли с собой французы. Как бы то ни было, если не считать борделей, учрежденных колониальными властями, североафриканская гаремная культура прекрасно приспособилась к появлению европейцев, имевших и желания, и деньги для их удовлетворения. Как сказал французский писатель Эрнест Фейдо, прославившийся в основном своей эротической комедией нравов “Фанни”, “французы прибыли в Алжир, алча мавританок”. Одной специфически французской страстью стал выпуск открыток, изображавших так называемых femmes Mauresques, мавританок, во всевозможных сладострастных и томных позах. Открытки были якобы сняты в тех самых гаремах, которые всегда оставались недоступными для сгоравших от любопытства европейцев.

Эти почтовые открытки выпускались тысячами и тысячами же отсылались на родину, в la m'etropole, туристами, которые приезжали сюда из Европы, чтобы погреться на пляжах и полюбоваться крепостями и старыми городскими кварталами Магриба (так французы называли мусульманские страны Северо-Западной Африки). Эти постановочные снимки для тиражирования на открытках делали французские фотографы, и сегодня сами алжирцы высказываются о них с осуждением, видя в них орудие пропаганды европейских фантазий о восточных женщинах, или, как выразился алжирский исследователь Малек Аллула, “ту сладостную мечту, в которой Запад барахтался больше четырех веков”. По его словам, эти фотографии служили “фантастическими иллюстрациями западных представлений о Востоке”. Далее он пишет: “Впрочем, не бывает фантазий без секса, и в этом ориентализме, в этом смешении лучшего с худшим – а худшего там гораздо больше, – появляется главный образ, сущее воплощение наваждения – гарем”.