Востоковед

– Я покажу тебе наши сады. Мы спрашиваем у Аллаха, как нам вытерпеть эти страдания? Как нам вынести эти военные тяготы? И Аллах велел нам сажать сады. Весной мы посадим на пустырях тысячу оливковых саженцев, и тысячу финиковых пальм, и тысячу апельсиновых деревьев. Евреи посыпают нас бомбами, желая сломить наш дух, а мы сажаем сады. Они окружили нас бетонной стеной, нацелили пулеметы, строят для нас тюрьмы, а мы сажаем сады. Они хотят превратить Газу в ад, а мы сажаем райские сады. Люди должны покрыть землю садами и жить среди садов. Тогда исчезнут злодеи, богохульники и детоубийцы. Люди станут заселять безжизненные планеты и сажать там сады. – Хабаб восторженно смотрел на Торобова, и его горбоносое лицо романтика и революционера сияло.

– Я это понимаю, Хабаб. После войны, когда мы потеряли двадцать пять миллионов убитыми и еще не просели могилы и не высохли вдовьи слезы, Сталин велел сажать сады. Вся обугленная земля покрылась садами, и мы полетели в космос.

Они выехали на окраину, где, волна за волной, круглились белые теплицы. Вдали розовая земля казалась полосатой от множества борозд. Там двигался трактор, катил грузовик, в бороздах виднелись люди.

Их встретил главный садовод в клеенчатом фартуке, в перепачканных землей башмаках, с большими руками, в которых присутствовала осторожность и нежность.

– Ияс, мой русский друг хочет посадить оливку в землю Палестины.

– Тогда он должен будет приезжать в Газу и ухаживать за деревом, – улыбнулся садовник.

– Он приедет, чтобы собрать с дерева первый урожай, – произнес Хабаб. – А до этого я сам буду ухаживать за деревом, как будто это мой брат Леонид.

Они выехали в поле, где тянулись розоватые борозды. В бороздах зеленели хрупкие саженцы, тянулись пластмассовые трубочки, по которым сочилась вода и орошала деревья. В кузове грузовичка стояли ящики с саженцами. Садовод бережно отделил от пучка саженцев один, с нежными веточками, круглыми листиками, с бородкой корней. Протянул Торобову. Тот принял саженец, боясь стиснуть тонкий серебристый побег, в котором теплилась жизнь. Торобов рассматривал жилки на листьях, крохотные почки, метелку корней. И эта доверчивость и беззащитность умилила Торобова. Он поцеловал саженец и почувствовал, как его дыхание проникло в крохотный ствол, раздвоенные веточки, сердцевидные листья. Его жизнь слилась с древесной жизнью, словно состоялось непорочное зачатие.

Хабаб руками разгреб в борозде лунку. Торобов опустил в нее корешок, и Хабаб присыпал его землей, примял землю пальцами. Садовник подтянул к саженцу гибкую трубку, из которой полилась серебряная струйка, стала впитываться в землю. Розовая земля темнела, становилась темно-малиновой. Торобов почувствовал, как слабо дрогнул саженец, укореняясь в земле, всасывая воду, поглощая свет. Он был маленькой колонной, соединяющей небо и землю, поддерживал огромный свод небес, не давал ему рухнуть. Торобов, поселившись в дереве, станет жить в нем среди этих голубых холмов, бирюзового моря, стеклянных далей. Ночью, под теплыми звездами, не тяготясь своим одиночеством, станет грезить об исчезнувших временах, позабытых народах, и какая-нибудь птица совьет в его ветвях потаенное гнездо.

Он вдруг испытал такое обожание, такую светлую веру и лучистую любовь к этой земле, к Хабабу, к садовнику, к далекому на дороге велосипедисту, что душа его на мгновение взмыла в небо и оттуда, исполненная благоговения, оглядела все мироздание.

Они вернулись к теплицам и стали прощаться с садовником. У теплиц играли маленькие дети, их матери рыхлили землю, переносили ящики с пернатыми ростками пальм. Торобов увидел, как в небе появился беспилотник. Длинный фюзеляж, прямые крылья, глянцевитый отлив на хвостовом оперении. Дрон прилетел из-за стены. Осуществлял разведывательный полет, высматривая позиции ХАМАС, замаскированные установки самодельных ракет «Касам». Совершал круги над теплицами, и в его телекамеры попадали белые теплицы, розовое поле, ряды оливковых саженцев и крохотное дерево, которое посадил Торобов. И он сам, и стоящий рядом Хабаб, и садовник, и играющие дети, – их всех видел израильский оператор, запустивший с базы беспилотник, выбирая цель для удара. Беззащитность, уязвимость, отвращение к незримому оператору, который из удобного кресла мог послать команду, и дрон выпустит разрушительную ракету, – эти чувства, смешанные со страхом, заставили Торобова пригнуться, накрыть голову руками.

– Быстро, за мной! – приказал Хабаб, и они все трое скользнули в теплицу, под непроницаемый полог.

Дрон продолжал кружить, похожий на терпеливого ястреба. Дети перестали играть, подняли вверх маленькие смуглые лица. Один из них, совсем малыш, схватил с земли камень и запустил в беспилотник. Камень, едва взлетев, тут же упал на землю. Мальчик стал плевать в небо, норовя достать беспилотник. И такое разгневанное лицо было у мальчика, такой огненный ненавидящий взгляд, что дрон вильнул и ушел в сторону, туда, где туманилась Газа.