— Витя! Ты друг ему или нет?! "Быть"… "не быть"… Найдешь! Гебе не кажется, с ним происходит беда?!
Наверное, я пребывал в каком-то постыдном помрачении духа. Я стал говорить вдруг невероятные, позорные слова:
— А почему бы тебе самой туда не поехать?.. Тебе шеф даст неделю, ты же жена, а я кто?.. — Я. конечно, понимал, что поеду, да и она, наверное, понимала, что поеду, да просто так, на всякий случай, цепляюсь за соломинку. — Нет, и мне шеф даст пару дней… но почему тебе самой не съездить к нему?
— Я боюсь, — неожиданно ответила Люся. — Эго совсем другая область… там все другое…
— И климат, и парторганизация?..
— А что? — Очень серьезно, отшатнувшись, как начальник АХЧ Поперека. она посмотрела на меня. — В самом деле, я никого там не знаю. Все-таки женщина… позволь мне бояться ехать без всякой командировки. без путевки…
"Черт!.. — затосковал я опять, — Странные люди эти бабы! Не понимаю! На Север не побоялась, а на комсомольскую стройку…"
— Ну, приеду я, — бормотал я. опустив глаза. — Ну, увижу… ну, жив-здоров… все передам… а он откажется? Что тогда? Что делать? Я же не ты. А ты глянешь на него — и он поедет.
Как ни странно, эта мысль произвела впечатление на Люсю. Она задумалась. Я уже возликовал, что она решила добираться к мужу сама.
— Хорошо, — согласилась она. — Я с тобой.
— Вместе?! — удивился я. Вот уж нет ничего более нелепого, чем ехать куда-нибудь с чужой женщиной. Черт знает где придется ночевать. И вообще.
— Вот деньги, — протянула она мне сотенную бумажку. — Берн, бери! На себя и на меня. Дорогу, конечно, оплачу я.
— Ну уж. — покраснел я. — Что я, не могу навестить друга?!
6
По Сибири шла весна. С юга летели гуси. В лесах сверкали озера воды. Поезд колотил колесами по чугунной земле и несся на восток, огибая горы, а иногда проскакивая сквозь них. Люся взяла с собой изучать какой-то красный томик, посвященный, кажется. Латинской Америке, а я, приготовив фотоаппарат, смотрел в окно. Когда появлялся красивый вид. я опускал стекло и чихая от пыли, щелкал. Соседи по купе, подполковник с женой, сумрачно ждали, пока я снова закрою окно. Но постепенно мы разговорились и подобрели друг к другу.
— Не подумайте, что я болею шпиономанией, — сказал подполковник, — но так уж мы воспитаны с детства… человек с фотоаппаратом даже сейчас в самолете, в поезде — это… Но я смотрю — не мосты снимаете, ни заводы, а птиц и деревья… наш человек! — И то ли смеясь, то ли серьезно он протянул мне руку. И, пожав, продолжал: — Как человек, не лишенный знания жизни, я сразу понял — вы не муж и жена.
— А мы и не выдавали себя… мы товарищи…
— Товарищи? Значит, едете по телеграмме, где-то беда?
— Почему? — пожал я плечами. — Мы едем в гости к… — я замялся, — к ее мужу. — Я еще больше все запутал.
Люся мгновенно выдала такую версию.
— Муж в командировке, мы решили его навестить.
— А он что, в колонии? Почему он не навестит вас, двоих, а вы к нему?! Или он в армии? На "точке"?
— Вы попали в точку! — сострил я, и, как ни странно, подполковник отстал. Армия есть армия, у нее всякие секреты.
— Скажите только одно — какое у него звание? — спросил он, — И род войск. Я тут всех знаю.
Люся, не понимая, с кем имеет дело, похвасталась:
— Кандидат наук.
— Да-а?! — удивился и еще больше поверил нам подполковник. — Значит, он командир дивизиона или как минимум… — Военный человек задумался.
На ближней станции, к сожалению, подполковник с женою сошли. И я. глядя в окно на него, широкоплечего пузача, и на его миниатюрную грудастую жену, подумал: "Добрые, хорошие люди. Кажется, век их знал, да ведь забуду через месяц-два. А между тем жена его напоминает мою Таню".
Люся думала о своем.
— Ты че загрустил? Это дорога. Попутчики? Да их еще будет тьма, на всех сердца не хватит. Л то еще как бывает — ты душу откроешь, а они тебе туда какую-нибудь гадость подкинут. Или мошенники попадутся. Я была у мамы Костиной. Кира Николаевна рассказывала — одних грабили… из-за двери детям прокрутили на магнитофоне голос мамы… дети открыли — как в сказке о козлятах и волке… и всю квартиру… Нет уж, нет уж, мне лично хватает моих собственных забот, забот моих друзей, — Она кивнула мне. — Твоих, например. Дать холосас? Ты что-то желтый…