Вот бывает. Сборник рассказов

После ужина, накинув на плечи только плед (обещанные теплые деньки уже греют душу), выходишь на веранду. Закрываешь глаза – и вот в руке у тебя бокал рубинового Каберне Совиньон 1992 года, на тарелке из тонкого полупрозрачного фарфора – сырная нарезка: ароматный Рокфор, резковатый Дор Блю, нежный Бри и редечный Камамбер, где-то неподалеку слышится глухой плеск волн и мимо тебя, под палящим солнцем, проплывает гондола с душевной песней статного гондольера… Через два дня плюс 25! Не забыть бы вытащить забытые сандали и найти купальник…

И до того размечтаешься, что уже даже забываешь, что в бокале у тебя красное сухое, которое нынче по акции было, на тарелке – неровные кубики резинового "российского", тоже с распродажи, где-то неподалеку свои шоколадные волны катит и разбивает о глиняные берега переполненная дождями речка, а по глубоким лужам перед домом на своём новеньком мотороллере проплывает отнюдь не горячий венецианец, а сосед, возвращаясь домой после праздника в деревенском баре. Однако, не менее горячий, что уж тут говорить, а по возвращении домой его ждут не менее итальянские разборки.

За ужином обсуждаете, кто как сегодня здорово отдохнул в огороде, на стройке или у плиты а напоследок решаете еще раз полюбоваться нарисованным в прогнозе солнышком: с такой- то погодой у нас действительно как в Италии скоро будет, как вдруг, прогрузившись, коварное Гисметео вам подло заявляет: "мы тут подумали… пожалуй, хватит вам нынче и одного солнечного дня. Недели через три. А то обгорите ещё или, не дай Бог, солнечный удар словите, с непривычки-то".

Где-то в глубине дома на полуслове оборвал свою песню Челентано. Комары, тучей роившиеся над мокрой травой, издали дружный протяжный писк.

Едва было проглянувшие на небе звёзды заволокло серыми тучами. Накрапывал мелкий холодный дождь.

Шел 76-ой день знойного уральского лета.

Вишневый сад

Нынче в театре давали Чехова.

Он сидел за стойкой театрального буфета, подперев рукой голову. Слегка за сорок, слегка помятое лицо и водолазка, слегка затуманенный взгляд, слегка постукивающая об пол нервная нога.

Несыгранные роли призраками толпились за его спиной – в этом сезоне на сцене он снова будет изображать лишь вечно нестареющего мальчишку, натягивать короткие шортики на намечающийся живот и порхать на верёвках, сверкая под яркими лампами предательскими залысинами.

Он драматично взмахнул рукой и подозвал к себе молодого человека с бабочкой.

– Голубчик, плесни-ка мне ещё, – его голос гулким эхом прокатился под потолком.

Булькнуло.

– Послушай, – начал было он, но официант спешил обратно к заветренным бутербродам с копчёной колбасой.

Он вгляделся в темноту пустого фойе.

Уборщица, совсем ещё молодая девчонка, убирала со столов стаканы, перепачканные молочной пеной, фантики и кофейные чашки.

"Никогда не видел раньше. Наверное, новенькая", – подумал он.

Составив домиком всю грязную посуду на большой поднос, она со звоном поставила его на барную стойку.

– Марат, забирай, – крикнула она вглубь буфета и с деловым видом достала из глубокого кармана резиновые перчатки.

Он оглянулся. Из-за колонны кокетливо выглядывала костлявая швабра, неподалеку от нее притаилось пузатое ведро.

Он выдержал глубокую, мхатовскую паузу.

– Эй, ты! – резко бросил он ей вдогонку.

Она обернулась.

– Ты меня не узнаешь? – он сел в пол-оборота. На фотографиях в таком ракурсе он получался лучше всего.

–Нет, – равнодушно призналась она.

– Я здесь служу, – как бы невзначай обронил он и взял в руки недопитый стакан.

Она пожала плечами и пошла дальше. Домыть бы скорее и домой, а после антракта, как назло, под столиками всегда много крошек.

– Эй, послушай, выпей со мной, – сказал он и перешёл на трагический шепот. – Я потерял сегодня друга.

Тряпка повисла в воздухе.

– Мы были неразлучны целых пять лет, – продолжил он. – Путешествовали…

Объехали вдвоем полмира!

Он всхлипнул.

Девушка тихонько подошла к нему и участливо присела рядом.

– Знаешь, мы понимали друг друга с полуслова. Все свободное от работы я проводил с ним, если мне не спалось, то могли бродить по ночным улицам и слушать музыку до рассвета.

Его голос дрожал.

– Обычно он провожал меня в театр и встречал после спектакля. Так было и в этот вечер. Ничего не предвещало…

Скупая слеза скатилась по гладко выбритой щеке.

Из её глаз слезы катились уже градом.

– В этот злополучный вечер… по дороге домой… Он… Вдруг… Он был так молод! Ну почему именно он! – вскрикнул он и зарыдал, уронив голову на барную стойку.

– Миш, может, хватит? – раздался голос из глубины буфета. – Послезавтра уже можно будет из автосервиса забрать твою машину".

–Тьфу ты! – девушка спрыгнула со стула и сердито зашуршала мусорным пакетом.

Он взглянул на часы. Второй акт подходил к концу. Сейчас будет его выход.

Рубить за сценой вишнёвые веточки нужно так, чтоб зритель плакал.

Ведь нынче в театре давали Чехова.

Смысл жизни

Двадцатое число, обведенное в настенном календаре Аллы Аркадьевны Луганской жирным красным фломастером, неумолимо приближалось.