Вот это сноб!

Дорогая Ида!

Я встречалась с мужчиной почти два месяца. Я влюбилась в него до беспамятства. Несколько недель назад он узнал о том, что у его бывшей девушки ребенок от него. Это некрасивая история: она изменяла ему, лгала о том, кто настоящий отец, и не давала ему познакомиться с ребенком несколько лет.

Разумеется, его бывшая красива и умна. У них общая страсть к бизнесу, в котором они оба работают. В очень многих моментах они более совместимы, чем мы. Хуже того, она ясно дала мне понять, что хочет его вернуть.

Проблема в том, что он по-настоящему любит меня, и я не хочу причинить ему боль. Мне крайне необходимо непредвзятое мнение. Стоит ли мне благородно откланяться и дать ему возможность возродить отношения с его бывшей, чтобы они стали настоящей семьей? Я люблю его настолько, что смогу принести такую жертву.

– Тереза, Бруклин

Я дописала письмо, и неожиданно это произвело эффект катарсиса. Я не ожидала, что Ида поделится со мной какими-то крупицами мудрости. В большинстве случаев ее советы были абсолютным дерьмом. Но сам процесс написания письма как будто помог мне разобраться с моими чувствами. И это еще помогло мне понять, что, пока я не приму решения уйти из жизни Грэма, я больше не позволю Женевьеве канифолить мне мозги.

По дороге к поместью сучки я врубила музыку на полную катушку и подпевала во всю силу легких. В этот момент я поняла спортсменов, которые почти всегда перед соревнованиями сидят в наушниках. Им нужно оглушить себя, чтобы не позволить сомнениям и страхам взять верх.

Проехав по длинной подъездной дорожке, я припарковала машину и уставилась на величественный особняк. В Хэмптоне было красиво, но моя задница определенно принадлежала Бруклину. Когда я вышла из машины Грэма, парадная дверь распахнулась, и на крыльце появилась женщина. Она посмотрела на меня, и на ее безупречном лице появилась дьявольская ухмылка.

– А, Самира! Как мило с твоей стороны, что ты приехала.

Я нацепила на лицо лучшую фальшивую улыбку под стать ее оскалу.

– Эйнсли! Счастлива тебя видеть.

Заметно удивившись, она закурила, что удивило меня до усрачки.

– Когда это было? Семь, восемь недель назад? Я в шоке. Обычно Грэм выбрасывает мусор по вторникам.

– Ты же знаешь, как говорят: что мусор для одного, для другого сокровище.

Айвери глубоко затянулась, а потом выпустила дым в виде полудюжины совершенных колец. Я не видела подобного фокуса с тех пор, как в девяностых годах дядя Гвидо бросил курить свои «Лаки Страйк» без фильтра.

– Знаешь, от курения бывает рак. – Я наклонилась к ней и шепотом добавила: – И морщины.

После еще двух затяжек Айвери затушила сигарету в огромном цветочном горшке.

– В конце концов ты ему наскучишь, и он придет в себя. Хороший минет или какие еще там услуги ты ему оказываешь, которыми он сейчас довольствуется, тоже рано или поздно надоедают.

– Я спросила бы у твоего мужа, правда ли это, но я догадываюсь по той палке, которая так глубоко засунута в твою задницу, что бедняге давно ничего хорошего не перепадало.

В доме было так тихо, что слышался только стук каблуков Айвери.

– Где все?

Она налила себе чашку кофе. Разумеется, мне она кофе не предложила. Посмотрев на меня поверх чашки с мерзкой улыбкой, Айвери ответила:

– Ты о счастливом семействе?

– Я имею в виду Грэма и Хлою.

– Мамочка, папочка и их очаровательный отпрыск на пляже, открывают купальный сезон.

– Как мило.

– Когда Грэм и Женевьева купили этот дом, они трахались в океане как кролики. Если подумать, то их дочь могла быть зачата именно там.

Да уж, эта сучка – всем сучкам сучка. Я выдавила из себя очередное «как мило», стараясь изо всех сил не показать, что она меня задела. Но на самом деле я не могла задушить ревность при мысли о Грэме и Женевьеве. Понятно, что между ними были сексуальные отношения. Мне просто не стоило представлять, как это выглядело.

Я подошла к раздвижным стеклянным дверям, откуда открывался вид на двор и дальше на пляж внизу. Примерно в сотне ярдов от дома стояли Грэм и Женевьева. Они как раз раздевались, а Хлоя возбужденно подпрыгивала на месте между ними. Мне было отчаянно больно от того, что я видела мужчину, которого любила, на пляже, раздевающимся рядом с другой женщиной.