— Степушка, каламбур, конечно, удался, но все же замолчи, а! Давай, двигайся спокойно и нежно. Мне так хорошо, что прямо аж слов нет, — горячо шепчу я своему мужчине, направляя на свой лобок его руку, чтобы хоть как-то отвлечь мужика от мыслей пугающих. — Ещё, милый, ещё! Да, вот так, чуть сильнее! Ах, ещё, ещё, любимый мой! Ах, ах, ещё немного! Давай, Степушка, ещё! Люблю тебя! Очень сильно люблю!
Цунами оргазма нас обоих накрывает одновременно. Ловлю удовольствие от обоюдной пульсации.
На самом пике снова опускаюсь до основания члена, зажимаю его мышцами малого таза, не давая ему выйти из себя.
Есть у меня непреодолимое женское предчувствие, что Степушка мой может впасть в очередную истерику в части "не могу кончить на головы своих детей". Где-то такое я читала, или Светка мне со смехом рассказывала что-то про это из своих книжек.
Как чувствовала, так и получилось. Едва придя в себя, мой генерал выдаёт фразу, от которой мне хочется смеяться в голос. Приходится снова сдерживать себя из соображения бережного отношения к Степупкиному самолюбию.
— Любимая моя, ничего страшного, что я внутрь кончил, вдруг для детей это вредно?
— Славный мой, для "нас" это полезно. Я тебе кину несколько статей о пользе секса во время беременности, чтобы ты не переживал о глупостях, — говорю, целуя своего мужчину. — Степ, извини за некорректность, но у тебя же два сына. Вы что с женой сексом все девять месяцев не занимались, да?
— Любаш, когда это было, больше 30-ти лет прошло. Я уже и не помню, как и что тогда делал. Я — лейтенантом был, дома появлялся так часто, что детям моим ко мне привыкать приходилось. Старший сначала дядей меня называл, — отвечает Степан, обнимая мое тело крепче. — И, вообще мне кажется, что ничего в моей жизни до тебя не было.
Из воспоминаний о нашем единственной близости со Степаном, которая случилась буквально на днях, меня возвращает голос Симы.
— Любаша, привет! Как у нас дела? Как детки ведут себя? Тебя сегодня взвешивали? И куда это Степан Григорьевич упылили?
Обнявшись с Симой, сначала отвечаю на её вопросы, а потом перехожу к тому, что наболело.
— Сима, очень Вас прошу, ну хоть Вы подействуйте на Степана. Он мне вздохнуть не даёт. Я ему уже устала объяснять, что беременность — не болезнь. Очень прошу Вас повлиять сына. Так просто не возможно, — произношу с надеждой в голосе и с лицом, на которое натягиваю маску страдания.
— Любушка, расслабься и выдохни. Чем бы детинка не тешилась, лишь бы не плакала, — басовито похохатывая, отвечает мне Сима Иосифовна. — Пусть Степушка порадуется. Давно не видела сыночка своего таким возбужденным, весёлым и положительно заряженным. Лично мое материнское сердце прямо ликует. Тем более, что сейчас после операции ему очень нужны положительные эмоции.
Сима смотрит на меня и, вероятно, не найдя во мне поддержку своим словам, хмыкая, продолжает говорить.