Вот и лето прошло...

Ясноглазые комсомольские лидеры боролись самым действенным и разумным способом: стригли коки и резали дудочки. И активист Степанников тоже однажды разрезал брюки стиляге Степаневичу ножницами на танцплощадке.

Тогда эта была жуткая драма. Но через годы вспоминалась как нелепая комедия. Потому что через годы как-то сами собой расширились брюки и сузились галстуки, мощные ватные плечи пиджаков стиляг сменились сатиновыми нарукавниками клерков, а «манная каша» подошв бывших битников потеряла актуальность перед кашей «геркулес» в утреннем меню начинающих гастритников. «Коку» официально признали и завезли в страну, а что до блистательных коков, то кто успел — состриг, а кто не успел — просто облысел.

В общем, все прошло, все минуло. Все стало так чинно, так славно, благородно. И оба были вполне довольны жизнью. Профессионально толковый и административно хваткий Степанников выбился в начальники отдела, котировался на главного инженера и мечтал о посте заместителя директора. А одаренный, но мягкотелый Степаневич стал руководителем группы и более никуда не метил, мечтая лишь о сохранении достигнутого статус-кво на служебной лестнице: ни ступенькой выше, хотя и не дай бог ступенькой ниже.

Так они и жили-были, друзья-шестидесятники, в одном институте и, конечно, на «ты».

— Зачем ты это сделал? — воскликнул Степаневич.

— Сядь, успокойся, — отвечал Степанников.

Но Степаневич не мог успокоиться, он шагал из угла в угол кабинета, за столом которого монументально восседал Степанников.

— Зачем, ну зачем ты это сделал?

— Валидольчиком угостить?

— Спасибо, у меня свой! И он не поможет!

— Ну-ну, не так трагически, а то я начну каяться. Улыбнись, Илюша!

— Степан, перестань валять дурака! Почему ты не подписал эту бумагу и подсунул ее мне?

Степанников вздохнул и повторил внятно, как туповатому, никак не усваивающему урок ученику:

— Объясняю еще раз: мне непонятен смысл запроса.

— Сколько будет дважды два?! — саркастически уточнил Степаневич.

— Нет, это ясно, — спокойно отвечал Степанников. — Неясно другое: зачем это вдруг понадобилось? И главное — ответ требует сам Степанишвили!

Видимо, это было грозное имя, потому что и произнесший его и услышавший невольно поежились.

— Вот так, — добавил Степанников. — А он ведь не то что дважды два, но и семью восемь как свои пять пальцев знает.

— Мда-а, — промямлил Степаневич. — Но ведь как бы то ни было, а дважды два — это аксиома. Тут ничего нового быть не может…

Может, очень даже может быть! Степанникову пришлось для просветления своего наивного приятеля совершить небольшой экскурс в историю математики. Вот, к примеру, сумма углов треугольника — сто восемьдесят градусов. Аксиома тысячу лет. От Эвклида до Лобачевского. Но только — до Лобачевского. А потом Лобачевский — бац! — неэвклидова геометрия. И сто восемьдесят градусов — всего лишь частный случай. А теория относительности? Вообще все вверх ногами! Так что шут их знает, может, в министерстве отыскался какой-нибудь новый Степэйнштейн. И доказал, что дважды два — уже не совсем то…

— Не четыре? — перебил прямым вопросом эти разглагольствования Степаневич.

— Не знаю. Не то — и всё!

Степаневич подумал, предложил:

— А если сходить к нашим экспериментаторам? Они ведь следят за всякими новыми штучками…

Оказалось, что Степаневич умен, но и Степанников не глупее. Он уже был у экспериментаторов. Спросил осторожненько: «Сколько нынче, по-вашему, будет дважды два?» Они в ответ так же осторожненько: «А по-вашему?» Он тогда решил впрямую: «Не темните! Сколько будет?» Они ему тоже прямо: «А сколько надо?» Он им клянется: «Ничего мне особого не надо, просто нужен точный ответ». Ну, тут пошло — поехало: «На точный ответ требуется специальный эксперимент, а все квартальные экспериментальные уже выбраны, вот если выбить дополнительные фонды…»

Степанников с досады аж сплюнул:

— В общем, ты же знаешь этих математиков — большие химики!

Они помолчали. И Степаневич вернулся к началу разговора:

— Все это хорошо… то есть все плохо. Но зачем же ты спихнул запрос мне? Это уж, прости, свинство!

Степанников не обиделся. Степанников спокойно и взвешенно объяснил. Передача запроса Степановичу никакое не свинство, а нормальный тактический ход. Он, Степанников, начальник отдела, и с него спрос велик. Ему, чтобы подписать ответ, необходимо, чтобы все было абсолютно точно. А Степаневич всего лишь руководитель группы. Ему для подписи нужна только личная уверенность, пусть даже ошибочная. Ну, ошибся, ну, поправят… Это же не более чем его индивидуальное, не слишком ответственное мнение. А письмо подписал просто потому, что случайно начальников покрупнее не оказалось.

— Улавливаешь? — спросил в заключение Степанников.

— В общем-то да… — отвечал Степаневич.

— Ну и сговорились! — обрадовался Степанников.

— Не совсем, — вздохнул Степаневич.