Вот на выходе из зала повстречались двое. Казалось бы, ничего общего не могло быть у этих двоих — разное служебное положение, различный возраст, несходный темперамент. Начальник Отдела сложений-вычитаний товарищ Степанников был средних лет, широк в плечах, нетороплив и внушителен в манерах и словах. А младший научный сотрудник Степанчик был молод и тощ, вертляв и болтлив. Ну ничего общего! И все же общее было: хобби, увлечение, страсть — шахматы.
Хобби объединяет необъединимых и совмещает несовместимых. «Рыбак рыбака видит издалека» — это не только и вовсе не о рыболовах. Люди, исповедующие единое хобби, чуют друг друга на расстоянии, а уж встретившись, непременно помогают и поддерживают друг друга. Сколько сложнейших общественных проблем было разрешено исключительно на почве личных увлечений! Какие-нибудь любители почтовых марок или собиратели бутылочных пробок в несколько минут решают вопрос, на который Госплану или даже всему Совмину понадобились бы годы. Автор этой повести на себе испытал чудодейственную силу хобби. Однажды он пытался получить гонорар в издательстве. Но денег не было — ни в кассе, ни в банке, ни, кажется, вообще в стране. Автору не помогали ни мольбы, ни проклятья, ни даже фотографии его голодающих детей. И тогда взялась помочь секретарша — одна из тех всё знающих и всё умеющих, о которых уже шла речь выше. Она взяла прошение Автора о гонораре, вошла в кабинет и через несколько секунд вышла с разрешительной визой главного бухгалтера. «Как вам это удалось?» — воскликнул потрясенный Автор. «Очень просто, — улыбнулась секретарша. — Я сказала главбуху, что вы, как и он, морж — любитель купания в проруби».
Но вернемся к нашим героям, встретившимся на выходе из конференц-зала и разделенным по всем параметрам дистанцией огромного размера, но в то же время объединенными одной пламенной страстью — любовью к шахматам.
— Расставляй! — коротко и властно бросил начальник отдела Степанников.
Младший научный сотрудник Степанчик все понял, но на всякий случай уточнил:
— А если кто по делам вызовет?
— Вот я тебя и вызываю. А больше некому — начальства до завтра не жди.
К ним подошла секретарша Лидочка.
— Товарищ Степанников, можно вас на минутку?
— Для вас всегда, — любезно отвечал Степанников.
Потому что даже самый крутой начальник отдела становится любезен при виде обладательницы скромной должности — «секретарша».
— Вот, — Лидочка протянула ему телетайпную ленту, — срочный запрос из министерства.
— Беги расставляй! — повторил Степанников Степанчику. — Я сейчас.
Степанчик убежал. А Лидочка добавила:
— Все руководство в разъезде, так что поручено вам — как начальнику отдела.
— Посмотрим, посмотрим, — весело сказал Степанников, прочел телетайпограмму: — «Сколько будет дважды два?» — и совсем развеселился: — Они там, в министерстве, уже слегка окончательно!
Он вернул бумагу Лидочке. Она спросила:
— Так что же отвечать?
— Как что? Четыре!
Он пошел было по коридору, но обернулся:
— Да, а кто запрашивает?
— Степанишвили.
Что-то дрогнуло в его глазах. На крохотный миг, но дрогнуло.
— Степанишвили?.. Ну что ж, все равно ведь дважды два — четыре.
— Конечно. Ответ отправлять за вашей подписью?
— А за чьей же? — бодро удивился Степанников, но вдруг спросил: — А без подписи нельзя?
— Как без подписи!
— Да, действительно. Но с другой стороны… Я краем уха слыхал, экспериментальный сектор ставит под сомнение один момент… Вот что, вы мне это оставьте. Разберемся!
Лидочка вернула ему бумагу — без удивления, без вопросов. И ушла. А к нему, нетерпеливо приплясывая в предвкушении волнующей игры, уже спешил Степанчик, протягивая кулаки с зажатыми в них шахматными фигурами.
— Белые — черные?
Степанников ударил по обоим кулакам сразу.
— Матч отменяется!
И быстро ушел, оставив на месте изумленного партнера по хобби.
В небольшой комнате Группы дробей находились молодой, подтянутый, в костюме с элегантным галстуком, старший научный сотрудник Степанбаев и грузный старик, прапорщик в отставке, техник-чертежник Степанюк. Он прилежно трудился, вычерчивая ровненькие рисочки, делящие дроби на числитель и знаменатель. А Степанбаев скучал.
— Десять часов двадцать три минуты, — сообщил он, глядя на бесшумно сменяющиеся цифирки на своих электронных часах. — До конца рабочего дня шесть часов тридцать семь минут. До перерыва два часа семь минут…
— В армию бы тебя, Степанбаев, — проворчал, не отрываясь от доски, Степанюк. — Там с шести утра начинают, и денек ненормированный!
— Да, поручик, в армию бы, наверно, хорошо, — согласился Степанбаев.
— Еще бы как хорошо!
— Но здесь, поручик, все же лучше. Вот только скучновато… Хоть бы стряслось что-нибудь!
— Здесь-то пусть трясется. А вот ежели б в армии чего стряслось — упаси господь!
— Да уж, это не дай бог…
Их содержательная беседа могла бы закончиться на этом, а могла бы продолжаться еще сколь угодно долго, оставаясь столь же содержательной.