Вот я

В следующие несколько месяцев состояние Аргуса ухудшалось, как и все остальное. Он стал без видимых причин скулить, топтался, прежде чем сесть, и ел все меньше и меньше, пока почти совсем не перестал есть.

Джулия с мальчиками могли появиться с минуты на минуту. Джейкоб бродил по дому, подмечая недостатки, пополняя мысленный список недоделок: треснувший цемент в протекающем душе; вылезший с пола на стену мазок краски в коридоре; кривоватая вентиляционная отдушина в потолке столовой; капризное окно в спальне.

Зазвенел звонок. Еще звонок. И еще.

— Иду, иду!

Он открыл дверь и увидел их улыбки.

— Твой звонок странно звенит, — сказал Макс.

Твой звонок.

— И правда, странновато. Но приятно странновато или неприятно?

— Наверное, приятно странновато, — сказал Макс, и это могло быть его мнение, а могла быть и любезность.

— Входите, — сказал Джейкоб. — Входите. У меня столько вкусного: сырные крекеры; трюфельный сыр, как ты любишь, Бенджи; твои, Макс, любимые лаймовые чипсы. И всякая итальянская газировка: аранчиата, лимоната, помпельмо и клементина.

— Неплохо, — сказал Сэм, улыбаясь, словно для семейной фотографии.

— Про помпельмо я даже никогда не слышал, — сказал Макс.

— Я тоже, — сказал Джейкоб. — Но она у нас есть.

— Мне здесь нравится, — сказала Джулия искренне и убедительно, хотя фраза явно была заготовлена заранее. Они репетировали этот визит так же, как репетировали разговор о разводе и расписание новой жизни на два дома, и еще множество всего, слишком болезненного, чтобы пережить их даже один раз.

— Что, парни, провести вам экскурсию? Или сами осмотритесь?

— Может, сами? — сказал Сэм.

— Валяйте. На дверях комнат написаны имена, так что не ошибетесь.

Он слышал свой голос.

Мальчики зашагали вверх по лестнице, не спеша, целенаправленно. Они молчали, но Джейкоб слышал, как они прикасаются к вещам.

Джулия отстала и, выждав, пока дети поднимутся, сказала:

— Пока все отлично.

— Думаешь?

— Да, — сказала она. — Но на все нужно время.

Джейкоб задумался, что бы сказал о доме Тамир, если бы когда-нибудь его увидел. Что сказал бы Исаак? Он избавил себя от переезда в Еврейский дом, не зная, что тем самым избавил себя и от переезда Джейкоба — и от самого Джейкоба.

Джейкоб провел Джулию в будущую гостиную — там было пока еще так пусто, что убери стены — пустоты не добавишь. Они сели на единственный предмет мебели: зеленый диван, на котором Джейкоба несколько недель назад сморил сон. Не тот самый диван, но один из двух миллионов его братьев-близнецов.

— Пыльно здесь, — сказала она и спохватилась. — Извини.

— Да и правда ведь, пыльно. Ужасно.

— У тебя есть пылесос?

— Да, такой же, как у нас, — сказал Джейкоб. — Как был у нас? Как у тебя? И я еще и протираю. Все время, как кажется.

— Это от работ пыль в воздухе. Она осядет.

— Как избавиться от пыли в воздухе?

— Просто продолжаешь делать, что делаешь, — сказала она.

— И ждать иного результата? Это же безумие по определению.

— У тебя есть метелочка для пыли?

— Не понял?

— Я тебе привезу. Полезная штука.

— Я сам могу купить, если пришлешь мне ссылку.

— Сейчас проще мне привезти тебе.

— Спасибо.

— Ты не переживаешь из-за Аргуса?

— Переживаю.

— Не надо.

— Моим чувствам всегда было плевать на то, какими они должны быть.

— Ты добрый, Джейкоб.

— В сравнении с кем?

— В сравнении с другими мужиками.

— Такое чувство, будто черпаю воду решетом.

— Если бы жизнь была простой, все бы справлялись.

— Все и справляются.

— Подумай, сколько триллионов триллионов нерожденных людей приходится на каждого рожденного.

— Или просто подумай о дедушке.

— Я часто думаю. — Она подняла глаза и обвела взглядом комнату. — Не знаю, помогают тебе или раздражают мои замечания, но…

— К чему такая бинарность?

— Ну да. Угу. Стены тут темноватые.

— Я знаю. Темноваты, это да.

— Тоскливые.

— У меня был колорист.

— Да ты шутишь?

— Я взял краску, которая тебе нравилась. "Фэрроу" и что-то там.

— "Фэрроу и Болл".

— И мне предложили услуги колориста, я сначала подумал, бесплатно, в довесок к батарее краски по дикой цене. А потом получил счет на две с половиной тысячи долларов.

— О нет.

— Да. Две тысячи пятьсот. И теперь я живу, будто под юнионистской каскеткой.

— Что?

— Ну шапка из Гражданской войны, я слушал эту историю…

— Надо было попросить меня.

— Ты для меня дороговата.

— Я бы pro bono.

— Разве мой папа тебя не учил, что бесплатных колористов не бывает?

— Тут везде бумага, — сказал Бенджи, спускаясь по лестнице. Вид у него был бодрый и невозмутимый.

— Это просто чтобы прикрыть пол, пока идет ремонт.

— Я буду все время спотыкаться.

— Когда ты сюда поселишься, ее не будет. Бумаги на полу, стремянки, пыли. Все уберут.

Спустились Макс и Сэм.

— Можно мне в комнату мини-холодильник? — спросил Макс.

— Конечно, — сказал Джейкоб.

— Зачем? — спросила Джулия.

— Правда, тут слишком много бумаги на полу? — спросил Бенджи братьев.

— Для всех этих итальянских газировок.

— Я думаю, папа их купил, чтобы отпраздновать ваш первый визит.

— Пап?

— Конечно, мы их будем пить не каждый день.

— Сэм, ну это же плохо, столько бумаги на полу?

— Ладно, тогда я буду там хранить мертвых крыс.

— Мертвых крыс?