Вот люди

То ли забыл капитан, то ли по другим причинам, но радиограммы не показал. Фомин, узнавший о ней, имел все основания выразить недовольство. А он, сделав необходимые деловые выводы, смолчал.

Спустя несколько дней мы стояли на ходовом мостике, радовались, что установилась, наконец, хорошая погода, говорили ни о чём и ждали начала волейбольных соревнований между палубой и машиной. Вскоре игра началась. Зрелище это довольно оригинальное. Взлетает над сеткой мяч, неудачный удар, — и он летит далеко за борт. У самой воды вдруг смешно дергается в сторону и сам, припрыгивая и стукаясь о борт, ползет вверх к игроку, который перебирает руками, будто манит его к себе.

Так всё это выглядит со стороны. В действительности мяч привязан к очень тонкой белой леске, которую издали не видно.

После очередного неудачного удара один из матросов крикнул: «Оторвался!» Все бросились к борту, но оказалось, что матрос пошутил: мяч болтался на леске.

— Да, кстати, — сказал Фомин, — не много ли у нас друг друга разыгрывают? Сегодня кто-то распустил такой слух, что едва удалось успокоить людей,

— Какой? — быстро обернулся капитан.

— Да ничего страшного, не беспокойтесь, я разъяснил людям, что это ложь. Но вот придумали же, будто есть радиограмма, что из Бомбея пойдем домой. — И он улыбнулся, глядя на капитана.

Капитан растерялся. Ему явно стало стыдно. Говоря что-то невнятное, побежал за радиограммой.

Ни обид, ни упреков, ни конфликтов, а капитан в полной мере ощутил свою оплошность.

Есть партийные работники, обладающие даром оратора, способные горячим словом убеждать людей. Едва ли Фомин обладает этим даром. У него другое: логика. Он будто и не зовет ни к чему, а только рассуждает, только спокойно высказывает свои мысли, никому не навязывая их. Но логика этих рассуждений такова, что их нельзя не принять.

По плану партийное собрание должно было состояться в день отхода с острова Пенанг. Едва подняли якорь, как начался шторм. Секретарь парторганизации предложил собраться в более подходящее время. Фомин спросил:

— А какой прогноз?

— Дней пять-шесть побросает.

— Значит, людям труднее будет, чем обычно?

— Конечно.

— Так, может, сейчас и есть самое подходящее время? А после драки что ж?.. Ошибки подытоживать?

В подобных условиях никогда не проводилось собраний. Что-то странное показалось в его предложении. Но было трудно возражать, тем более выяснилось, что не миновать шторма и в Бенгальском заливе, и в Индийском океане, и в Аравийском море. Значит, должны же собраться коммунисты перед схваткой со стихией!

Я был на этом редчайшем собрании, где даже самый горячий оратор не мог жестикулировать, так как приходилось держаться обеими руками, чтобы не бросило от одной переборки к другой. Это было собрание, где никто не мог позволить себе говорить длинно, выступления казались просто мотивированными предложениями. И выяснилось, что даже об очень важных делах можно сказать за три-четыре минуты. Важные дела и решило собрание, вплоть до замены секретаря парторганизации.

И там же мне подумалось: хорошо бы проводить некоторые наши собрания в условиях шторма.

Так же как предложение Фомина проводить собрание во время шторма, многие его действия на первых порах кажутся странными. Я обратил внимание на то, что он каждый раз выбирает себе место на судне. О том, где должен находиться человек в различных обстоятельствах, чаще всего говорят у нас расплывчатым обобщением: «Он всегда там, где наиболее трудно», или: «Он всегда искал себе место потеплее». Конкретные разговоры в этом плане вспоминаются только в двух случаях. Чапаев, перекладывая картошку, точно определял, где должен находиться командир, да спортивные обозреватели, желая похвалить вратаря, пишут: «Он умеет выбрать то место, куда полетит мяч».

Ну, а где находиться помполиту, если длина судна сто семьдесят метров и оно имеет, выражаясь не морским языком, восемь этажей. Где, на каком этаже, в какой «квартире» или цехе ему находиться?

Когда в океане погасили котел и люди полезли в горячую топку, было понятно: Фомин рядом. Но почему в ответственный момент отхода из Сингапура он стоял в таком месте, где абсолютно нечего делать? Напряженно работали матросы на баке и на корме, спустился к реверсам старший механик Гуртих, на ходовом мостике, откуда раздавались команды, собрались почти все штурманы. В этих узлах: на баке, на корме, в машине, на мостике — была сосредоточена в тот момент вся жизнь судна. А Фомин стоял в стороне с моряком, только что сменившимся с вахты, который от нечего делать бесцельно смотрел вдаль.

Уже завершая рейс, я узнал, что перед отходом из Сингапура этот моряк получил радиограмму от жены. Она сообщала, что уходит от него и, чтобы поскорее выйти замуж за другого, требует дать по радио согласие на развод. И, может быть, самое ответственное место в это время было не на мостике, не в машине, а здесь, возле человека, переживающего тяжелую трагедию в жизни.

В БАНАНОВО-ЛИМОННОМ СИНГАПУРЕ