Вот люди

Но что-то удержало Фомина. Неуемный восторг гостя по поводу достижений нашей Родины? Нет. Он много раз слышал на Западе восторженные слова о Советском Союзе. Характер просьбы? Тоже нет. Во всех странах мира люди проявляют большой интерес к выступлениям главы Советского государства. Покрытые бесцветным лаком ногти? Но что же в этом плохого?

Как только обиженный гость, выпив водку, ушел, несколько человек набросились на Фомина: почему отказал? Единственный довод — на обложке был штамп: «Танкер «Славгород» — всем показался неубедительным. А вскоре выяснилось следующее.

Для экранов телевидения снимали не только швартовку судна. Ещё до его прихода была передача с явным антисоветским душком. В заключение сказали, что хотя это торговое судно, но коль скоро оно советское, значит обязательно везет с собой пропаганду. Телезрителям обещали предоставить возможность самим в этом убедиться. Выяснилось также, что тип, приходивший на судно, никакой не коммунист и не друг Советского Союза, а один из бойких репортеров, державших пари, что «надует» русских: и водки у них напьется и «пропаганду» добудет.

Может быть, в этой истории сыграла роль едва проскользнувшая поспешность, с какой канадец предъявил документы, хотя никто его об этом не просил. Может быть, чуть-чуть больше, ну, просто на самую капельку больше меры он проклинал мировой капитал. Может, выдал его только на мгновение опущенный взгляд, когда восторгался Советским Союзом. А возможно, всё это вместе и ещё десяток таких же едва уловимых черточек и помогли увидеть душу человека.

Не эта ли способность ощутить, увидеть почти невидимое, увидеть не присматриваясь и есть чутье?

Одновременно с нами в Сингапуре было еще два советских судна. Мы ходили друг к другу в гости. Пришел к нам и Григорий Фоменко, которого особенно тепло у нас встретили. А потом я узнал его историю. Высокий, сильный, словно рожденный для моря, он двенадцать лет плавал в тропические страны, ходил в далекие, чужие края.

Он любил морскую жизнь, гордился своим званием моряка дальнего плавания, и в голову ему не приходила мысль работать на суше. Но случилась беда.

Судно подходило к сирийским берегам. Затих шторм, и только мертвая зыбь напоминала о только что бушевавшей стихии.

На рейде сирийского порта Баниас плавно и предательски качала зыбь тяжело груженный танкер. Здесь на рейде его и собирались разгружать. Предстояло ошвартоваться у бочек, привязаться к этим бочкам, прыгающим, как мячи. Когда судно падает вниз, бочка летит вверх. Надо уловить наиболее удобный момент. Надо знать, когда бросить якорь.

И вот он отдан.

— Принять носовой бридель! — звучит команда.

Это самая ответственная минута. Если упустить бридель, судно развернется под силой течения, и придется всё начинать сначала.

Привычным рывком Григорий Фоменко начал заламывать бридель на кнехте, но в то же мгновение волна швырнула вверх судно, стальной бридель натянулся, капканом схватил, прижал к стальному кнехту кисть руки.

Прижал и отпустил. Только на секунду прижал и отпустил, а нет больше матроса Григория Фоменко. Он остался таким же сильным, как был, да только не матросом. Нечего делать на море матросу с поврежденными пальцами.

В больнице Григорий страдал. Не от боли. Оттого, что нет больше для него моря. Осталась пенсия и тихая работа на берегу.

И самая большая трагедия Фоменко была не в том, что он повредил руку, а в вынужденном уходе с моря.

Так сказали врачи, так думал Григорий, так думали все. Фомин не утешал моряка, не подбадривал. Утешения в подобных обстоятельствах всегда бывают жалки. Фомин действовал.

Когда Григорий вышел из больницы, его вызвали в отдел кадров. Идя туда, Григорий думал, что ему предложат освоить новую профессию на берегу и ему было безразлично, чему учиться и кем быть. Он страдал, как человек, лишившийся самого дорогого в жизни.

В отделе кадров ему сказали:

— Экипаж вашего судна просит прислать вас к ним в качестве ученика радиста. Согласны?

Ответить Григорий не мог. От волнения.

Чем измерить человеческое счастье? И как разобраться в том, что произошло?

Человек получил увечье. Ему дали пенсию, списали с судна и на его место взяли другого. Казалось бы, такой ход событий вполне естествен. Ничего не поделаешь — несчастный случай. Не вмешайся в это дело Фомин, так бы, очевидно, всё и произошло. И, кроме физической травмы, на всю жизнь осталась бы травма душевная у человека, полюбившего море и вынужденного расстаться с ним.

Я видел моряков, которые раньше времени возвращались из отпуска, потому что невмоготу становилась разлука с морем. Я видел моряков, которые ушли на пенсию, но изо дня в день долгими часами смотрят с Приморского бульвара, как уходят корабли, и такая невыразимая грусть в их глазах, какая бывает, наверно, у человека, глядящего, как уходит от него любимая женщина.