В споре с Фамусовым Чацкий сравнивает два века: ХVIII – век покорности и страха и XIX век – век вольнодумства. Если вам захочется сравнить между собой любые явления, отстоящие друг от друга во времени, – например, ламбаду и старый добрый рок-н-ролл – можете использовать слова Чацкого. Окружающие оценят вашу литературную эрудицию.
В том же монологе о двух веках Чацкий таким образом оценивает воспоминания Фамусова о возможности сделать карьеру при дворе – случайно упасть, вызвав тем смех Ее Величества. С помощью этих слов вы можете и сейчас усомниться в рассказанном вам относительно недавно происшедшем случае.
Этими словами Фамусов, несмотря на усиливающуюся неприязнь к Чацкому, все-таки отдает должное красноречию собеседника. Вот бы заслужить такую похвалу на уроке литературы или русского языка!
Фамусов признается Скалозубу в том, что, занимая высокую должность, он, как правило, представляет к наградам служащих под его началом родственников. Хорошо это или плохо – но так было всегда и называлось кумовством. Выходит, фамусовское начало так близко к жизни, что оно побеждает высокие теории Чацкого? Ответьте на этот вопрос сами, когда выучитесь, займете значительную должность и получите шанс устроить на выгодное место знакомого или родственника. Воспользуетесь?
Это отзыв Скалозуба о тогдашней Москве. Сейчас он имел бы даже более веские основания сказать то же самое – Москва растет все время. В наше время мы можем использовать эти слова Скалозуба при оценке площади, расстояния. Коротко, ясно, да и эрудицию продемонстрируете. А можно использовать и в ситуации оценки, с физическими величинами не связанной. Например, между классической музыкой и рэпом – дистанции огромного размера.
По мысли Скалозуба, благодаря московскому пожару, уничтожившему и малоценные строения, появилась возможность развернуть строительство новых красивых домов. Ну примерно так, как если бы сейчас сгорела у вас старая дедовская дача, и вы утешились бы тем, что на ее месте современные умельцы воздвигнут для вас двухэтажный коттедж. Слабое это или сильное утешение – зависит от материальных возможностей погорельца…
Так начинается знаменитый монолог Чацкого, который осуждает московский быт и московских старожилов, отказываясь принять знатных и влиятельных москвичей за образец. Тем более, что они, по словам Фамусова, не одобряют образ жизни Чацкого. В наше время вы можете обращать эти слова ко всем, незаслуженно и некомпетентно, на ваш взгляд, критикующим вас или что-то, что вы любите: любимую команду, музыку и т. п. Правда, мы не уверены, что критики после этого примут вашу точку зрения. Что остается? Утешиться тем, что и Чацкого никто не послушал.
Чацкий осуждает страсть к мундиру, которую питают московские жены и дочери. Они так радовались приезду военных, что бросали в воздух головные уборы. Когда это делали мужчины, они поступали по старому обычаю – бросать вверх шапки в знак приветствия. Но чепчик – не шапка, и приличия требовали женскую голову публично не обнажать. Не только московские женщины так поступали. Ради справедливости надо сказать, так относились в те времена к военным и тамбовские, и воронежские, и рязанские (подставьте любой город) дамы. Сейчас вы можете употреблять эти гневные слова Чацкого применительно к тем людям, которые чем-то зря, на ваш взгляд, неумно восторгаются. Даже если они при этом не всегда женщины и ничего не бросают. Похожая ситуация часто бывает на концертах рок-звезд.
Это говорит Молчалин, упрекая Софью в том, что она не сдержала своих чувств при его падении с лошади и дала тем самым повод всем, кто при этом присутствовал, заподозрить ее в любви к скромному чиновнику. Хоть Молчалин и не положительный герой, но он прав – действительно, словом можно убить успешнее, чем оружием. Думается нам, что каждый из вас в этом отношении – особенно девочки – уже успел накопить некоторый опыт – и вы убивали, и вас убивали. Так что если кто-то о ком-то что-то очень плохое, очень недоброе сказал – произнесите эту фразу Молчалина и тем самым еще раз убедите себя и окружающих в одной из вечных истин. Не злословьте, старайтесь сдерживаться, если вдруг захотелось сказать о ком-либо что-то нехорошее.