Такими словами Фамусова, ужаснувшегося предстоящим кривотолкам о происшедшем в его доме, заканчивается комедия. Да, вот уж кто не мог игнорировать общественное мнение, так это Фамусов. В данном случае некая Марья Алексеевна в фамусовском представлении олицетворяет это общественное мнение. Это эквивалентно известному присловью: а что люди скажут? Присмотритесь к себе: а вы зависите от того, что скажут люди? Или вам все равно? Если все равно, употребляйте эти слова Фамусова иронически по отношению к тому, кто к кривотолкам, сплетням прислушивается.
Слово, фраза – а сколько за ним стоит. И как помогает объясниться в различных ситуациях. Воистину, чтение – вот лучшее ученье!
Вот сколько существует возможностей (и невозможностей) понимания. И если с реальным дискурсом проблем не возникает, проблема адекватности понимания актуальна в сфере латентного дискурса. Что касается виртуального дискурса и квази-дискурса, создающих подобие реальной коммуникации, то с ними надо быть осторожнее – здесь широки возможности для мошенников, выдающих подобие за действительность.
Начитанному человеку последнее не угрожает. Он готов к тому, что написанное может восприниматься небуквально. Как у М.И. Цветаевой:
Начитанные люди в 20-е годы прошлого века обходили стороной суды над литературными героями, представлявшие собой квази-дискурс.
Начитанный человек критически относится к слухам – они тоже являют собой квази-дискурс.
Читая текст, человек создает дискурс (в самом лучшем случае – реальный). Но если экран телевизора, монитора, кинотеатра выдает готовый дискурс (цвет, звук, выражение лица, одежда; слова тоже, но не всегда в первую очередь), где умственная работа? Дискурс, котоый не является продуктом прочитанного текста, проглатывается как таблетка. Мыслим-то мы все-таки словами, а не музыкой, не красками, не спецэффектами. Слово же легче всего получить, если оно написано (напечатано). Звучащее слово зависит от окружения, и далеко не всякое окружение служит обогащению лексикона.
Мы уже сравнивали результат чтения текста с режиссерскими постановками пьес в театрах (или с экранизацией). Исходной субстанцией является текст. Реализованная задумка режиссера-постановщика опирается на осмысление этого текста. Еще К.С. Станиславский (кстати, вслед за А.С. Пушкиным) говорил о предлагаемых (у Пушкина – предполагаемых) обстоятельствах. Вот главный герой: в пьесе, допустим, не написано, что он сегодня ел на завтрак, как он собирается провести через какое-то время отпуск, – но играющий его актер должен себе это представлять и об этом помнить. Это сверхзадача. Вот такая же сверхзадача у читателя художественного текста – он домысливает авторское вложение в текст. Ну и в результате получает реальный (все в соответствии с авторскими планами домыслил) или же латентный, или же виртуальный, или же квази-дискурс. Кстати, о театральных постановках и экранизациях классики в наше карнавализованное время. Они не могут заменить знакомство с программным классическим текстом. Так в постановке гоголевской «Женитьбы» одним из московских театров на сцене появляется гармонист в современных очках, с гармошкой. Естественно, и сопровождающие его неглавные герои старательно исполняют под его аккомпонемент жалостливую песню «Виновата ли я». В еще одной современной постановке «Женитьбы» на другой московской сцене появляются аж четыре Агафьи Тихоновны. Носитель невербального интеллекта, пытающийся познакомиться с классикой, оплатив театральный билет (только чтоб не читать!), по сути дела с ней так и не познакомится, поскольку искренне будет считать, что в гоголевские времена играли на гармошке (про четырех невест мы уж и не говорим).
Это можно отнести и к рисункам, сопровождающим тексты учебников, в нашем случае – для начальной школы. Например, в одном из таких учебников михалковский дядя Степа вынимает из воды тонущего ученика в школьной форме образца 1975 года! Напомним, что «Дядя Степа» писался в довоенные годы. Зачем закладывать в несовершенные детские знания то, что Л.Н. Гумилев называл
Был такой эксперимент. Преподаватель одного из московских вузов, чтобы облегчить жизнь школьникам, перевел на молодежный сленг «Слово о полку Игореве». Проанализируем эту ситуацию (нежелающие читать программное произведение по определению могут быть отнесены ко второму типу интеллекта, невербальному). Из песни слова не выкинешь, а тут были выкинуты все слова. То, что получилось в итоге, школьникам жизнь не облегчило, представления о «Слове» не дало, но «завело» всю словесную общественность. Уж лучше бы комикс сделал. Вот это пошло бы!
А так – плач Ярославны подан следующим образом: