Вот моя деревня

Люди, жители земли, как они красивы! Но они красивы, когда юны, жизнерадостны, открыты, влюблены. Ах, как потом они некрасиво старятся! Многие становятся злыми, потому что зеркало отражает процесс, в который они вовлечены не по своей воле. Что для человека самое ценное? Здоровье. Но разве человек думает о нем, пока не ощутит боль и слабость. Страшно видеть себя в зеркало стареющим. Вслед за этим видением приходит беспомощность, и если тебе ее нечем победить, ты погиб. А чем ты можешь победить беспомощность?

Любовью. А если ее нет? А если жизнь проходит в поисках и достижении хотя бы ощущения этой любви?

Напротив сидел живой скилетик, однако же, с неестественно выпученным животиком. Она диагностировала ему цирроз. Больной имел возраст весьма преклонный, он читал «20 минут» — периодику, газету, которую у входа в метро раздают по утрам бесплатно. Время от времени мужчина смотрел на нее замасленными глазами. Она едва не рассмеялась. Гормоны у испанцев качественные! В этом она уже успела убедиться с Себастьяном, который проявлял бешеный темперамент. И этот живой трупик туда же!..

Себастьян напоминал о себе по нескольку раз в день. И все бы ничего, он был щедр, ласков, говорил комплименты, каждый день дарил по красной розе, возил ее в маленькие ресторанчики в горах. Из окон раскрывались прекрасные панорамы. Он был гурман, впрочем, все испанцы любители вкусно покушать. Но было в Себасе что-то похотливое, липкое, однообразное, и это ей не нравилось. Он все время закатывал глаза от восторга, пялясь на ее грудь. О, титес, титес! Ми амор, Вики!

Она залезла в словарь, с которым никогда не расставалась. Тьфу, ты! Опять титьки слово не наше! На ум пришло старинное, однако она тут же засомневалась — нет, перси, тоже явно не русское слово.

Она оценила, что Себастьян, превозмогая боль в бедре, у него была травма, после дня работы в Жироне, приехал к ней только, чтобы посидеть в кафе, попить вина и посмотреть на нее и на ее титес, к которым они питал особый интерес. Но она-то к нему интереса особого не питала, ей было скучно, откровенно скучно с ним. Кроме всего, он был женат. А значит, это был не ее объект. Разве, что для разминки.

У него было больше семейство, старая толстая жена, трое взрослых детей и двое внуков. Он их любил до задыхания, и каждый раз показывал Вике новые фотографии своих «ниньос».

Однажды он повез ее в мотель. Вдоль частной трассы, по которой они поднимались в горы, стояли проститутки. Девки молодые и явно славянского происхождения. В мотеле, машина въехала в подземный гараж, двери которого открывали два служителя в униформах, потом другой служащий сопровождал их в номер, официант принес ужин с дорогим валенсийским вином. Сабес был сама — душка. Он подарил ей изящную тоненькую золотую цепочку. А когда дело дошло до постели, Вика едва справилась с вроде бы привычным делом. Себастьян, как мужчина был силен, страстен и нежен. Но в этой чужой, холодной, огромной постели, помнящей сотни потных пар, она ощущала себя элементарной проституткой, снятой с дороги. И это унизительное ощущение не давало ей расслабиться. Сабес заметил это, и пообещал, что больше никогда не повезет ее сюда. Вообщем, он был хороший и понятливый человек.

Часы на мобильнике показывали без пятнадцати десять, и она торопливо зашагала вверх. И вдруг ремешок пляжного шлепанца лопнул. Здравствуйте! Она, как дура, оказалась разутой посреди улицы. В дурацкой юбке, с пакетом в руке, вместо нормальной сумки, и теперь уже босиком. Ее буквально подгоняло время. Но она нажала кнопку домофона ровно в десять. Голос, который ей ответил, был русским и принадлежал Инке. Об этом не трудно было догадаться.

— Я тебя встречу внизу. — Инка произнесла это так, как будто делала ей великое одолжение.

Через несколько минут в вестибюле подъезда — тоже испанское слово, появилось тощее существо, ростом не выше метра пятидесяти, облаченное в полосатую униформу — халатик с передником. Серые хилые волосики не способные украсить столь же серого Инкиного личика были завязаны в пучок. Ногти на пальцах были распластаны, имели лопатообразную форму и Вика про себя, автоматически диагностировала ей заболевание кроветворной системы и сердца.

Инка видела, как новоиспеченная служанка-интеллигентка волнуется. Она посмотрела нее, как на полную идиотку.

— Ничего не бойся. Они люди хорошие. — Утешила снисходительно.

— Я же ничего не умею делать! Я же белоручка! — почти истерически вскрикнула Виктория, вдруг осознав, что сейчас закроется эта дверь и за ней начнется другая жизнь, к которой она была совершенно не готова. И сможет она с этим справится, или нет, неизвестно. Ей было ясно, что требования у синьоры Долорес очень высокие.

— Зачем тогда приперлась сюда, если белоручка? Здесь пахать надо, не знала? И терпеть. Ну, что уже теперь. Не бойся. — Повторила Инка. — Работай и все. Делай то, о чем тебя просят и никакой инициативы.

— Да?

— И готовить я по-испански не умею.

— Бердуру приготовишь. Подумаешь, овощи она отварить не сможет!

— Бердуру? Слово очень похожее на русскую бурду.