Вот моя деревня

Четыре года она жила в этих «гиблых» местах, не до нового платья было. Она, любившая принарядиться, научилась носить галоши, как и все жители поселка. Потому что без калош здесь просто пропадешь. «Вода, вода, кругом вода…» — Напевала она частенько, чтобы продемонстрировать окружающим свое отношение к этим гиблым местам. А красивое платье надеть повода за все эти годы не нашлось. Не на День же пожилого человека его покупать! Она хотела именно черное, с золотом, свободно ниспадающее, чтобы скрыть недостатки фигуры. Она уже видела себя в нем на свадьбе сына и в Новый год, который она обязательно будет встречать дома, в Анжерке, со Славиком. Год черной змеи.

Вика тоже была приглашена. Решили приготовиться к свадебному торжеству основательно — посетить не только магазины, но и парикмахерскую, и косметолога. Поэтому они заранее приехали в Викину квартиру и занялись женскими весьма приятными приготовлениями.

Платье искали долго — Надя оказалась еще той привередой. Все платья казались ей очень дорогими. Вике надоела эта беготня по магазинам и основательная прижимистость Нади, и она заявила, что в сэкенде, который назывался весьма справедливо, — «Поле чудес», они купят любой блестящий наряд за три копейки. Так оно и получилось.

В регистрационном зале со стороны Насти собралось много народу — дальние родственники и подруги Настиной матери оказались все крупными, статными. И одеты дорого. А главное, все женщины имели мужское плечо рядом. Не в бровь, а в глаз било это бабье благополучие. Надя, смутилась и стала тянуть Викторию поближе к стеночке. Ей показалось, что она на крепком фоне Настиных гостей, несмотря на шикарное, сверкающее платье и морковные губы, выглядит бедной вдовой, сына которой, простецкого малого прибирают к надежным рукам. Впрочем, так оно и было.

Вовкину сторону представляли Надя и Виктория. Из друзей только Женька Колосовский с женой Марой. Мара восседала настоящей принцессой, она была матерью двух детей, что совсем не сказалось на ее изящной хрупкой фигурке. Никому бы и в голову не могло придти, что она — деревенская девка, жена короля червей.

— Женька, он неплохой… — шептала Надя, закусывая салатом. — А мать пьяница, в Маевке живет. Он, почему здесь дом строит на свои червивые деньги? С мамкой нелады. Сам-то он употребляет очень умеренно. Молодец.

— А Мара?

— А Марка эта тоже алкогольщиков дочка. Валяется мамка ее в канавах. Еще увидишь.

Вика произнесла свой коронный тост о двух крыльях одной красивой и сильной птицы. Она произносила его всю жизнь на чужих свадьбах, он имел конкретный успех. Гости выразили желание переписать текст, она пообещала прислать по электронной почте через жениха и невесту.

К концу вечера, Мара, сидевшая с королевской осанкой и как бы нехотя, с хорошо наигранным отвращением, пригублявшая рюмку за рюмкой, напилась добренькой водочки, вылетела танцевать, и танец этот был похож на выступление начинающей стриптизерши. Однако все отметили, что ножки у нее чудо, как хороши, и поднимать их она может высоко, почти как Волочкова. Потом она пристала к моложавому мужчине из числа Настиных гостей, ее легкие тонкие руки ощупывали плечи обалдевшего мужика, а когда они добрались до ягодиц, абсолютно трезвый Король червей, вывел свою супружницу, и врезал ей по симпатичной мордашке увесистую затрещину. Мара взвизгнула, и изрекла классическое: «Не виноватая я… Он сам…». Во избежание скандала мужчина, подхватив свою почтенную жену, и удалился с этой развеселой, вполне русской свадьбы.

А в заключении Мара облевала муженьку машину. Пришлось Наде с Викой возвращаться в Калужское на такси.

Материнский капитал

Как это все получилось, Любаня не поняла. Продала она дом Мирону за материнский капитал. И как согласилась, не помнила. Видно, все-таки по глубокой пьянке.

А дело было так. Мирон заявил Ирке, что бросит ее и уйдет к другой женщине, если она не уговорит мать продать дом за материнский капитал.

— Зачем ты рожала девчонку эту, а? — Вопил он, так что стены дрожали. — Есть такой закон, значит, воспользоваться нужно.

Ирка сидела на кровати, прижимала к пустой груди ребенка, и ревела коровой, представляя себя брошенной с двумя детьми.

— А мамка?

— Что мамка твоя? Что с ней случится? Пусть в Привольное к сыночку едет.

— Так Андрей сам живет у бабы этой на птичьих правах…

— Ну, живет же! Вообщем, я тебе все сказал. — Постращал напоследок и уехал из дому.

Пропадал он два дня, а вернувшись, сразу спросил:

— Уговорила мать? Что ты за женщина? Толку от тебя никакого! Ради детей своих, ради мужа не можешь постараться.

Он снова уехал, а через два дня вернулся не один. Ирка с порога поняла, что с ним не просто женщина — молодая и вполне симпатичная, — это соперница. Ее соперница.

Угрозу Мирон осуществлял тактически грамотно.

— Познакомься. Оксана. Я тебе говорил, что мне есть куда уйти. Соперница смотрела ей в глаза нагло и холодно.

Ирка побелела от свалившейся на ее голову напасти. Мирон отвел гостью на кухню, поставил чайник.

— Видно, ты не хочешь семью сохранить.