Вот пришел папаша Зю…

— Не канючь, не ты одна! — цыкнула на неё сестра. — У нас почти то же самое. Борька и вовсе стипендию только с сентября получать начнёт, а есть просит сейчас и в день по три раза. Лёшка целыми днями в поисках работы мотается… Ладно! Наши возможности и резервы? — перешла к следующему пункту Татьяна.

— Только найти приличную работу, — пожала плечами Лена.

— Кто возьмёт нас на приличную? — махнула рукой Татьяна. — Нам запрещено работать в коммерческих структурах! Хоть бы вообще какую-нибудь найти.

— Я могу вязать носки, — внесла предложение Наина Иосифовна. — Распустить какие-нибудь старые вещи, вязать носки и продавать.

— Мама, ну где ты их собираешься продавать?! — одновременно воскликнули дочери.

— Ну… где-нибудь… Продают же старушки.

— Мама, мы не позволим тебе на улице торговать носками! — категорично заявила Татьяна.

Она призадумалась. Единственный выход из сложившейся ситуации — тормошить этого чёртового сибирского Кулибина с ремонтом его SОНЬКИ. Но среди трёх женщин о ней знала только она. Впрочем, даже при лучшем раскладе, жить какое-то время всё равно нужно.

— Ладно, со средствами к существованию как-нибудь утрясётся. Придумаем что-нибудь, — закрыла Татьяна первый вопрос. — А что нам делать с папой?

— Нужно его расшевелить, — предложила Лена. — Заинтересовать чем-нибудь.

— Это понятно. Но как? Чем?

— Может быть, его на природу отвезти, за город? — спросила Наина Иосифовна. — Или спортом увлечь?

— Как же его за город увезти, если он с постели не поднимается? — возразила Лена.

А вдруг SОНЬКА вышла из строя окончательно? Или с Безмозглым случится что-нибудь? Они же тогда навечно в этих условиях, в этом положении останутся! И что будет со страной?!

— По-настоящему папу может увлечь только борьба с вернувшимися к власти коммунистами, — сказала Татьяна вслух, а сама подумала, что нужно заинтересовать отца ремонтом SОНЬКИ и надеждой на возвращение. — Лен, у тебя нет знакомого специалиста в области… — обратилась Татьяна к сестре, но в какой области им нужен специалист, она сама не знала. — … В области перемещений во времени?

— В области чего? — не поняла сестра.

— А, ладно, что-нибудь придумаем.

На Большом Женском Совете постановили: главное — не отчаиваться и не вешать носа. Выкрутимся! Пока сократить свои потребности до минимума, строго экономить во всём. Помогать мужьям в поисках работы, быть им моральной поддержкой. Постараться чем-нибудь заинтересовать отца, вывести его из депрессии.

— Это я возьму на себя! — заявила Татьяна относительно последнего пункта.

Мать с сестрой вопросительно на неё посмотрели: чем это она может заинтересовать отца, что у неё на уме? Но Татьяна промолчала. Что ж, она всегда была упрямая и своенравная, подумали обе женщины. Вся в отца.

Три килограмма идей Егора Гардая

— Ми, ты должен пойти на приём к Зюзюкину и потребовать своего восстановления в партии, — в одно прекрасное утро заявила мужу Раиса Максимовна. — Мало того: ты генеральный секретарь компартии и, насколько мне помнится, никто тебя с этого поста не снимал. Если уж они решили возвратить нам доброе старое время, возвратить всё в прежнем виде, то должны вернуть и наши с тобой посты.

Михаил Сергеевич слушал жену, сосредоточенно поджав губы. Что ж, пожалуй, она, как всегда, права. По крайней мере, попытаться можно. Всё равно ниже того положения, которое они занимают сейчас, их вряд ли опустят. И Михаил Сергеевич, нажав свои ещё сохранившиеся кое-где рычажки, был записан на высочайший приём.

Собирая мужа в назначенный день, Раиса Максимовна давала весьма ценные указания, как себя вести и чего просить. В том, что вернут прежний пост генсека, шансов было маловато, но можно согласиться хоть на какой-нибудь, хоть самый незначительный постик.

— И попроси, чтобы тебя прикрепили к какому-нибудь распределителю: в магазинах исчезают продукты! — крикнула вдогонку мужу Раиса Максимовна.

Приёмная Геннадия Андреевича Зюзюкина, к величайшему удивлению Михаила Сергеевича, была до отказа забита просителями высочайших — при прежней власти — рангов. Тут были и его, Гробачёва, соратники и приближённые Ёлкина. Они делали вид, что углублённо читают, отгородившись друг от друга газетами «Правда», «Советская Россия» и «Завтра». В приёмной стояла тишина, нарушаемая только шелестом переворачиваемых газетных страниц. На вновь вошедшего глянули из-за газет одним глазом, и, увидев такую экс-важную птицу, на мгновение замерли. Шелест страниц прекратился.

— Здравствуйте, товарищи! — растеряно поздоровался с посетителями Михаил Сергеевич.

Ему ответили вежливыми, но молчаливыми кивками головы.

— Это как же… — встал посреди приёмной Михаил Сергеевич. — Я так понимаю, товарищи, что вы все хотите попасть к Геннадию Андреевичу?

— Правильно понимаете, Михаил Сергеевич, — басом сказал Александр Иванович Либидь.

— Но я записан к Геннадию Андреевичу на тринадцать ноль-ноль.

— Живая очередь, Михаил Сергеевич, — развёл руками Анатолий Чумайс.

Гробачёв печально оглянул живую очередь, больше напоминавшую дохлую рыбу, завёрнутую в газеты, и настроение его упало.