Вот пришел папаша Зю…

Борис Николаевич подошёл к женщинам.

— Кто посмел тебя оскорбить, Ная?

— Какая-то идиотка в магазине сказала ей гадость, — объяснила Татьяна.

— Что она тебе сказала? — всё более накаляясь, спросил Борис Николаевич.

— Она сказала, что очень рада, что опять пришли коммунисты, — сквозь слёзы стала рассказывать Наина Иосифовна. — И рада уж только потому, что видит жену Ёлкина с авоськой, ходящей по магазинам за продуктами.

— Мама, ты же знаешь, что это несправедливо! — воскликнула Татьяна. — Ты бы сказала этой хамке, что тебе не привыкать ходить с авоськой по магазинам. Что папа, когда был первым секретарём московской парторганизации отказался от привилегий, и мы покупали продукты в обычных магазинах…

— Таня, я не стану ей этого говорить! Да разве в этом дело?

— Какой это магазин? Где он находится? — пришёл в негодование Борис Николаевич, одевая прямо на шорты брюки. — Я сейчас им устрою, понимаешь! Они меня ещё вспомнят!

— Папа, не вздумай этого делать! — взмолилась Татьяна. — Это недостойно тебя! Завтра же в газетах появятся заголовки: «Бывший президент России ходит по лавкам ругаться с продавщицами».

— А я к заведующей пойду! К директору! Пусть её уволят!

— Папа, все эти «лавки» опять становятся государственными. А это значит, что её не уволят. За неё заступится профком, местком и партком. В лучшем случае ей объявят выговор, на который она плевать хотела. И она останется на своём месте хамить, обсчитывать и обвешивать дальше.

— М-да, это тебе не частная лавочка, понимаешь, — угрюмо согласился Ёлкин.

— Возвращаются времена хамов, папа. Возвращаются очереди. И это еще цветочки, ягодки впереди.

— Не пугай: пуганые, — проворчал Борис Николаевич.

С биржи труда вернулся Алексей — снова подавленный, злой.

— Они предлагают мне идти на завод слесарем или токарем! — возмущался он. — Мне, с высшим образованием, бывшему инженеру космического КБ, классному специалисту! Вытачивать болванки!

— Лёшик, не отчаивайся, мы что-нибудь придумаем, — попыталась успокоить мужа Татьяна.

— Нам запрещено работать в коммерческих структурах, — не унимался Алексей. — Только на госпредприятиях. А где они, эти госпредприятия? Всё развалено, ничего не работает. Заводы простаивают или работают в треть своей мощности, продукцию не выпускают… Безработных — миллионы! Эх! — досадливо махнул он рукой.

Борис Николаевич втянул голову в плечи: это был непроизвольный, но камень в его огород. Конечно, это он во всём виноват…

— Лёшик, ты голодный, небось? Давай мы тебя покормим, — снова попыталась снять напряжение мужа Татьяна. — Мама сосисок достала.

— Полтора часа простояла! — с гордостью сказала Наина Иосифовна. — Так повезло: буквально через два человека после меня они закончились.

Женщины вышли на кухню готовить ужин.

У своего стола Раиса Максимовна чистила морковь. Копчёная колбаса со шпротами уже были съедены, оставались только греча и растворимый кофе. В банке сгущенки Михаил Сергеевич проделал дырочку и посасывал, читая газеты: он любил сладкое. Да и есть после сгущёнки не так хотелось.

Последнее время Раиса Максимовна и женщины Ёлкины сблизились в частом кухонном общении. Отношения были весьма тёплые и добрососедские.

— Раиса Максимовна, — обратилась к Гробачёвой Наина Иосифовна, — я взяла на вашу долю полкило сосисок. Надо?

— Какая вы умница, Наина Иосифовна! — обрадовалась Раиса Максимовна. — Разумеется, не откажусь. А то я пошла в эту их лавку, и — представляете! — везде такие очереди! Если что-нибудь дают, то просто давка. Но в овощном отделе очереди почти не было. Вот я и взяла три кило моркови. В нашем возрасте полезны овощи.

— Конечно-конечно, Раиса Максимовна, — сказала Татьяна с некоторой иронией. — Но, думаю, Михаилу Сергеевичу иногда хочется всё же что-нибудь мясного.

— А мы можем поделиться с вами гречневой крупой! — щедро предложила Раиса Максимовна. — Представляете, какое счастье: Мише… — Раиса Максимовна замялась. — Ну, в общем, в одной организации нам выдали продуктовый набор, и в нём было два килограмма гречи! Один килограмм мы вполне можем уступить вам. Нужно жить по-соседски, не правда ли?

— Конечно, Раиса Максимовна, — согласилась Наина Иосифовна. — Нам с вами делить нечего. Наши мужья уже всё поделили, — с долей горечи вздохнула она.

— Вот хорошо! — продолжала радоваться Раиса Максимовна, не слушая Ёлкину. — А я-то ломала голову, чем мне накормить Мишу. На первое я приготовлю овощной суп, а на второе отварю сосиски с гречневой кашей. Это же просто королевский обед!

У Ёлкиных нет денег

— Папа, это невыносимо в конце-концов! — сорвалась Татьяна после очередной серии ударов теннисного мяча по дверям. Но тут же попыталась оправдать высокий тон: — Глеб будет нервным. Да и у меня нервы на пределе уже.

Борис Николаевич швырнул на стул ракетку и подобрал теннисный мяч.

«Какой я стала раздражительной, — подумала Татьяна. — Проклятая нищета, эти идиотские условия существования!»